"Леонид Переверзев. What Am I Here For: для чего я здесь? Дюк Эллингтон как экзистенция джаза" - читать интересную книгу автора

Президент беспамятства и идиот музыки стоили друг друга. Оба действовали
заодно. "Мы поможем тебе, если ты поможешь нам". Одному не обойтись без
другого." Конец цитаты.

Тень надежды

Четверть столетия прошла после событий в Чехословакии, обозначенных в
рассказе Милана Кундеры "Смерть Тамины". Мир с тех пор заметно изменился.
Нет больше Чехословакии, и сгинул СССР. Есть независимая демократическая
Чехия, есть и Россия, где (пока) нет тоталитарной диктатуры и арестов
инакомыслящих. Происходит, правда, нечто непостижимо-ужасное и раскалывающее
весь мир в Югославии, от чего и сердца, и душа, и разум просто разрывается.
Но тем важнее внести кое-какие поправки в беспросветно мрачную картину,
нарисованную Кундерой. История музыки (как и человечества), вопреки
тогдашнему убеждению рассказчика, еще не кончилась. Идиотизма, в том числе
музыкального, вокруг более чем предостаточно, однако творческий дух отнюдь
им не побежден.
Наследие Эллингтона, как и других великих из того же ряда, продолжает
жить. Не без его влияния даже в "музыке беспамятства" происходят кое-какие
обнадеживающие сдвиги. Сейчас, например, в Соединенных Штатах опять входит в
моду свинг (во избежание путаницы назовем его нео-свингом) - причем не
только как стиль вокально-инструментально-танцевальной музыки, но и как
характерная субкультура: ее приверженцы стараются тщательно (как им кажется)
воспроизводить фасон одежды, сленг и манеры, отличавшие прадедушек и
прабабушек теперешних свинг-фэнов.
В истории джаза, кстати, нечто похожее (хотя и куда скромнее по размаху)
уже бывало: в конце тридцатых (как раз в пику торжествующему тогда свингу)
возродился "культово-сектантский" интерес к раннему нью-орлеанскому джазу; в
конце восьмидесятых (контрастно и к снобистскому авангарду, и ко всеядному
фьюжн) Уинтон Марсалис, затем Джимми Картер принялись реабилитировать
би-боп.
В прошлом, однако, такие "реставрационно-консервационистские" течения
возникали исключительно в замкнутых рамках джазового сообщества, то есть
оставались чисто "семейной" коллизией между различными его фракциями. Ныне
дело совсем иное. Нео-свинг и возник вне джаза и противостоит он не
чему-либо, находящемуся внутри последнего, но тому, что расположено за его
границами (насколько мы вообще можем их уверенно очертить).
Я подразумеваю то мощное и широкое музыкальное (и экстрамузыкальное)
движение, которое в пятидесятых годах возникло сперва в качестве
альтернативы джазу того времени, а затем очень быстро и фактически полностью
вытеснило его из сферы "массовой", "популярной" или "молодежной" музыки. Имя
этому движению - рок.
Бессмысленно и бесполезно обсуждать, возьмут ли молодые джаз в двадцать
первый век, если мы будем игнорировать и замалчивать рок как действительно
эпохальный и совсем не поверхностный феномен. Или же только радоваться тому,
что за полвека своей триумфальной экспансии и аннексии все более обширных
территорий этот глобальный агрессор впервые вынужден хоть на дюйм отступить
перед джазом, пусть и в уморительно-курьезном облике нео-свинга.
Тему джаза и рока в свете творчества Эллингтона конкретно, подробно и
несравнимо лучше, чем мог бы я, раскрыл бы вам Алексей Козлов. Мне сейчас