"Николай Переяслов. За завесой 800-летней тайны (Уроки перепрочтения древнерусской литературы)" - читать интересную книгу автора

является тем импульсом, который заставил Игоря, не дожидаясь лета и не
обращая внимания на тревожные знамения неба, снарядить свадебный поезд и
двинуться через враждебное Поле к месту, где должно было состояться
бракосочетание Владимира с Кончаковной. А виновником этой ревности была не
кто иная, как знаменитая "плачущая" Ярославна, на которой Игорь
Святославович женился за год до похода, в 1184 году, после смерти первой
жены. В 1185 году Ярославне было шестнадцать лет, так что, с учетом того,
что мачеха оказалась практически РОВЕСНИЦЕЙ своему пасынку Владимиру,
нетрудно представить себе ту взрывоопасную ситуацию, в которой, как пишет Л.
Наровчатская, "минул год со дня свадьбы Ярославны, когда она в свадебном
платье с бебряными рукавами вошла в дом Игоря". Ежедневная вынужденная
близость молодых людей друг к другу, встречающиеся за столом взгляды,
случайные касания, без которых не обойтись, живя под одной крышей, - это
именно из-за них "спалъ князю умь по хоти" (то есть "сжигало князю ум
ревностью по супруге"), причем фраза, как почти каждое выражение в "Слове",
имеет, по замечанию Павла Мовчана, "многоэтажный" смысл, говоря одновременно
как о терзаниях Игоря по поводу собственной жены, так и о его постоянном
размышлении над поиском невесты для сына.
О самом же факте того, что женитьба Владимира была делом предрешенным,
говорит то, что "молодой княжич выехал к отцу из Путивля, только что
полученного им в удел, что неизменно предшествовало СВАДЬБЕ, которая, таким
образом, завершала выделение юноши из семьи и свидетельствовала о его
самостоятельности и независимости" (А. Никитин).
О не военной цели Игорева похода говорит и тот факт, что Ярославна
ждала возвращения экспедиции не в городе мужа - Новгород-Северске, где
должна была находиться, ожидая его с войны, а в городе сына (ведь Владимир
все же официально считался ее сыном) - в Путивле, где она могла находиться
только в одном случае - если бы ожидала прибытия туда невестки, то есть
возвращения свадебного поезда уже не в дом отца, а в дом сына, где и
предстоит жить молодым после СВАДЬБЫ. Считать же, что она в Путивле
скрывалась от опасности половецкого набега, как это допускает в работе
"Великий путь" Д. Лихачев, не представляется возможным по той причине, что
это равносильно тому, чтобы после разгрома наших войск у Бреста бросаться
скрываться из Москвы куда-нибудь в западную Белоруссию...
Но что же за политический результат таила в себе эта затея со свадьбой,
завершись она благополучно? Почему, как отмечает А. Косоруков, в поэме, где
"тридцать пять древнерусских князей названы и охарактеризованы, а двадцать -
изображены", лики всех участников этой "уникальной портретной галереи
обращены к Новогород-Северскому князю Игорю Святославовичу"?..
Оценивая сложившуюся на момент похода ситуацию, Б. Рыбаков пишет:
"Прочный союз Черниговского княжества (Ярослав) и Северского (Игорь) с
восточной "Черной Куманией" Кончака мог привести к сложению устойчивой
коалиции - Ольговичи плюс Шаруканиды; территория такого союзного объединения
была бы огромна: на западе она начиналась бы в семидесяти километрах от
Киева (Моравийск - Козелец) и у водораздела Днепра и Дона; на востоке
доходила до притоков Волги, а на севере достигала бы подмосковного
Звенигорода. От Звенигорода она простиралась на юг до Керченского пролива и
древней Тмутаракани..."
Понятно, что появление такого могущественного государственного
образования рядом с Киевом свело бы на нет и без того с превеликим трудом