"Лео Перуц. Ночью под каменным мостом [И]" - читать интересную книгу автора

вечернюю молитву. Потом он присел на корточки в углу камеры, так, чтобы не
выпускать из вида собаку, которая вновь принялась ворчать.
- Так холодно, словно небо и земля замерзли подобно реке! - горевал
он. - Собаке тоже не по себе, вон как она урчит и скалит зубы. Если бы
только она знала, что ей предстоит! Но ведь зверь он и есть зверь. Что он
может потерять, что у него можно отнять? Только чувственную жизнь! Человек
же теряет руах, свое духовное существо, а мы, евреи, теряем больше всех, ибо
что знают остальные люди о той сладкой радости, которой исполняемся мы,
погружаясь в такие святые откровения, как "Книга жатвы", "Книга четырех
поколений" или "Книга света"?
Он закрыл глаза и унесся в мыслях своих к высотам тайного учения, о
котором сказано, что оно по десяти ступеням возводит поучающегося к ангелам
Божиим. Он сделал это, ибо написано: "Занимайся тайнами мудрости и знания -
и ты победишь в себе страх перед часом смерти!" А страх в его сердце был
велик, и он едва мог переносить его.
Он измерял в своей душе мир могущества Божьего, именуемый посвященными
Апирион, то есть "брачное блаженство". В нем пребывают "вечно светящие",
называемые также "опорами и столпами" этого мира. Он устремлялся к движущим
силам, которые сокрыты в четырехбуквенном имени Бога(1), и к таинствам, что
подвластны ему, именуемому "сокровеннейшим среди сокровенных" и "тем, что не
может быть постигнуто человеком". Он вспомнил буквы алфавита с их понятными
лишь посвященным мистическими значениями. Но когда он дошел до рассмотрения
буквы "каф", которая в завершающей слово позиции означает улыбку Бога, дверь
вдруг отворилась, и тюремщик втолкнул внутрь вторую собаку.
То был белый пудель с пышной шерстью и черным пятном от правого
подглазья до левого уха. Берл Ландфарер сразу же узнал его, так как этот
пудель много лет жил в доме богатого Мордехая Мейзла, который недавно умер,
перед тем разорившись и проведя остатки своих дней в глубокой бедности.
После смерти Мордехая Мейзла пес шлялся по улицам гетто, искал себе пищу где
придется и был хорошим другом всем, но в то же время не хотел никого
признавать за хозяина.
- Пудель блаженной памяти Мейзла! - удивленно прошептал Берл
Ландфарер. - Так они и его решили вздернуть! Вот бы удивился покойный
Мейзл, узнав, что его пудель кончит свои дни на виселице!
Оба пса поздоровались на собачий манер - оскалились, подбежали друг к
другу и обнюхались, а потом принялись гоняться друг за другом по камере,
ворча и взлаивая. Скоро Берлу надоел производимый ими шум, тем более что
собаки со всего квартала, заслышав эту возню, вторили ей лаем и воем,
раздававшимися то совсем рядом с тюрьмой, то где-то поодаль.
- Тихо! - гневно крикнул Берл обоим псам. - Сколько же вы можете
урчать и тявкать? Посидите хоть немного спокойно! Уже поздно, люди хотят
спать!
Но слова эти были брошены на ветер, ибо в ответ собаки только сильнее
принялись лаять и носиться по камере. Берлу Ландфареру оставалось только
ждать, когда они наконец притомятся и улягутся спать. Сам он, конечно, и не
думал о сне, ибо намеревался провести свою последнюю ночь на земле в
глубоком размышлении о святых предметах. Но проклятые собаки не давали ему
никакой возможности сосредоточиться.
Однако ему было ведомо, что тайное учение, Каббала, позволяет тем, кто
проник в ее глубины, измерил ее бездны и открыл ее вершины, проявить