"Лео Перуц. Парикмахер Тюрлюпэн " - читать интересную книгу автора

городской дом, лошади и кареты, и золото в червонцах?
- По французским законам и наследственному праву, - подтвердил герцог
де Лаван.
- В самом деле? - злорадствовал Тюрлюпэн. - Значит, все достается
старшему брату! Вот это, по-моему, разумное установление. А вы, сударь...
Что сделали бы вы, будь вы таким младшим сыном? Что, если бы явился
кто-нибудь и мог представить парламенту доказательства, что он ваш старший
брат? Как поступили бы вы, сударь?
Герцог де Лаван запрокинул голову и расхохотался.
- Тогда бы я купил себе мула и колокольчик, - сказал он, - и пустился
бы продавать на улицах Парижа свои старые шляпы с перьями.
И он закричал, подражая уличному торговцу:
- Шляпы с перьями! Кто покупает шляпы с перьями? Пожалуйста сюда, вот
хорошие шляпы! Тюрлюпэн покачал головою.
- Этого я вам не советую, - сказал он. - Вы увидите, что это промысел
не доходный. Никто не покупает шляп с перьями. Люди носят свои старые шапки
из кроличьих шкурок, к которым привыкли. Жаль мула и колокольчика.
- Вы большой шутник,- сказал герцог де Лаван, удивленный крайне
странными речами бретонского дворянина.


Глава XVI

Беседа за столом сделалась оживленной и шумной. Господин Лекок-Корбэй,
обнажив голову и потрясая шпагой, выпил за здоровье короля. Граф фон
Мемлельгард пытался отнять у него оружие и проповедовал спокойствие и мир.
Граф де Кай и де Ругон крепкими словами разносил провансальскую знать,
отказавшуюся прислать на совещание своего представителя.
- Эти провансальцы, - кричал он, - считают себя умнее всех, для них
всякий огонь слишком горяч, всякая вода чересчур глубока. Они хотят
дождаться развязки и стать на сторону того, кто одержит верх.
- По этой части, - сказал господи Лекок-Корбэй,-много в стране
родственников у Иуды.
Граф фон Мемпельгард осушил свой стакан в глубокой меланхолии.
- Опять разразится война над страною, - плакался он. - Я это
предсказывал. Не пощадит она и Лотарингии, вертограда Господня, страны
виноградников и дубовых рощ. Мне не верят. Грянет война и всех нас унесет,
моих сыновей, моих братьев, моих милых зятьев, моих друзей...
- Volentem ducit, volentem trahit[15], - сказал господин де Роншероль,
стоявший в стороне, в тени оконной ниши. - Это применимо к вину, к войне и к
христианскому учению.
- Честью клянусь, - воскликнул граф де Кай и де Ругон, - вы сказали
меткое слово. Говорю это прямо, хотя не учился латыни. Ибо в пору моей
молодости, господа, восковые свечи были дороги, а отец мой был бережлив.
"Будь удальцом, - сказал он мне, - ни на что другое ты не годишься". Он
поступил со мною нехорошо, не обучив меня латыни, потому что в наш
испорченный век ученые в большем почете, чем солдаты. Тридцать семь лет
подряд служил я своему королю. Хорошими словами он щедро меня награждал, но
ушел я от него с пустыми руками.
- Он всех угощает хорошими словами, - сказал граф фон Мемпельгард.