"Ник Перумов. Война мага, том 3: Эндшпиль ("Хранитель Мечей" #4)" - читать интересную книгу автора

открытом бою, и я взял верх; и ты вернулась. Я помню лютую стужу и холод
минувшей зимы, когда мы очутились в снежной пустыне и твои волосы вороновыми
крылами вились под вьюжным ветром, снежинки запутывались в них и не таяли,
словно жемчуга. Я помню избиение волков, помню тебя, прямую и разящую, точно
пронзающее копьё; помню каждый миг с тобой, каждый твой взгляд. Помню
призрак Деревянного Меча в твоей вознесённой руке, там, на берегу
покрасневшей от человеческой крови речушки под названием Свилле; помню ту
горбатую тварь, вызванную жрецами Семандры из неведомой бездны; помню твой
удар незримым клинком, вспоровшим чешую, броню и саму плоть демона. Помню,
как ты опустилась на землю, впитавшую в себя вдосталь горячей крови;
наверное, богатые травы поднялись на этих заливных лугах...
Ты - это я, и я - это ты. Это не любовь, не плотская страсть, даже не
воспеваемое поэтами "единение двух душ". У меня нет для этого слов, я не
бард, я Император, не имевший даже имени и не читавший ничего, кроме трудов
по военному искусству и героических эпосов. Ты дала мне имя. Многие верят,
что, нарекая кого-то, даруют не просто имя, что станет отличать тебя от
других, - но нечто большее, оно зазвучит в аэре, его подхватит далеко
разносящееся эхо; имя достигнет неведомых сфер, отразится от звёздного
купола - а нарекший обретает особую власть над наречённым, но в то же время
и сам оказывается от него в зависимости.
Мы оба друг без друга - ничто. Слишком длинны тянущиеся за нами шлейфы
крови. Окажись мы порознь - они потянут нас на самое дно Разлома, и хорошо
ещё, если в тот самый мир, откуда мы один раз уже смогли выбраться.
Ты спишь, Сеамни Оэктаканн. Видящая Народа Дану. Носительница
Деревянного Меча, навек осенённая его яростью и безумием. Мы оба безумны,
Тайде, и ты, и я, мы скованы тенями и ужасом, разверстыми безднами и тьмой,
огнём и ветром, снегом и льдом, мы проросли друг в друга, наши мысли - одно,
наши души - одно. Я знаю, что не переживу тебя; и знаю, что ты тоже не
задержишься на этой земле, если в пылу битвы меня найдёт случайная стрела
или кто-то окажется искуснее на мечах. Я, к сожалению, знаю, что Спаситель
на самом деле ждёт нас, притаившись, словно ночной тать, за гранью нашего
мира; он ждёт наших душ, они для него - лакомый кусок, и он алчно следит за
каждым нашим шагом, за каждой истекающей секундой отмеренного нам срока; я
знаю, что нам предстоит ещё одна, поистине последняя битва, когда, взявшись
за руки, мы побредём по бесконечным серым полям Посмертия. Я верю, что мы не
разлучимся и там, я верю, что моя рука не ослабеет, что даже за гробом я
смогу защитить свою женщину. Или - умереть второй, последней смертью, и
тоже - вместе с ней.
Спи, родная. Пусть явится тебе твой родной лес, на скудном людском
наречии зовущийся Друнгом. Пусть ты увидишь его в расцвете красоты и славы,
когда изумрудные древесные кроны поднимаются до неба, а под корнями журчат
хрустально-чистые ключи. Пусть солнце глядится в незамутнённые воды лесных
озёр, и пусть Древние Силы снизойдут к тебе, раскрывая свои тайны.
Спи, Тайде. Спи. А Император, которого ты прозвала Гвином, отправится
готовить легионы к последнему бою. Если верно всё, что мне говорили... если
не солгал нергианец, если не ошибается Сежес... может, завтра мы и в самом
деле зашьём иглами наших мечей-гладиусов чудовищную рану в теле Мельина,
зашьём и оставим рубцеваться.
По сравнению с этим всё остальное - мятеж баронов, примкнувшая к ним
Радуга, вторжение Семандры, бесчинства пиратов - уже совершенная мелочь.