"Ник Перумов. Испытано на себе" - читать интересную книгу автора

- Ну так чего ж там в учебниках-то писали? Премудрые Ессей из
Аманаранты... Основополагающий труд "Об истреблении дивов"...
Слова с величайшим трудом протискивались меж судорожно сжатых зубов.
Страх холодным липким мячом прыгал в животе, ударяясь изнутри о ребра.
- Как там у тебя было в "Покорении"? И размахнулся благородной сталью,
и снес презренному голову, и радовался горячей крови, что окатила его
волною...
Достал нож, срезал несколько веток и принялся плести нечто вроде грубой
пятиугольной люльи, каким ребятишки играют в "зацепи-сохрани". Сплел, полез
за пазуху, извлек небольшой плоский пузырек коричневого стекла, аккуратно
капнул на каждый из пяти углов получившегося плетения и что было силы
зашвырнул свое "изделие" в темный лаз. Выдернул нож, острием поспешно
очертил круг, встал в него и застыл, скрестив на груди руки. Тусклое солнце
нехотя блеснуло на серой стали широкого клинка, испещренного грубо
прокованными пупырчатыми рунами.
Некоторое время спустя из-под земли послышался писк, словно несколько
сотен крыс устроили там отчаянную битву. Крыша из плотно сложенных веток и
кусков дерна заходила ходуном, с громким треском разлетелась в самой
середине, наружу высунулась гротескно-человеческая рожа: плоская, с широко
разинутыми круглыми глазами, свойственными скорее ночному обитателю,
вывернутыми наизнанку и смотрящими вперед ноздрями, исполосованная белесыми
шрамами. Рожа широко распахнула рот, наполненный мелкими остренькими зубами,
торчавшими аж в три ряда, и истошно заголосила.
Человека терзал страх. Корчил, ломал, скручивал. Руки тряслись, рунный
кинжал никак не хотел вкладываться обратно в ножны, уши раздирало болью.
Из лаза тем временем медленно поползли струйки дыма, лениво, словно
упираясь. Невидимые крысы продолжали отчаянно пищать.
Дым отвратительно вонял горелым пером, мокрой тлеющей шерстью, псиной и
еще чем-то куда хуже псины. Сладковатый запах стал почти нестерпим.
- Боооольно! - наконец прорезалось в вое плосколицей твари нечто
осмысленное. - Все отдам! Все! Пощади!.. Все твое будет!
Человек судорожно сглотнул. Вот он, тот момент, о котором твердили все
без исключения авторы трактатов и учебников! Див предлагает "все отдать".
Это ловушка.
- Г-говори слово, - едва выдавил из себя маг.
"Настоящий герой сейчас стоял бы себе невозмутимо, да ножичком эдак
поигрывал, со скучающим, герою приличествующим видом..."
- Ы-ы-ы-ы! Ее-э-эт!
- О-отказываешься, значит? - Человек задыхался, по лбу и щекам стекал
пот; сыграть достойное героя равнодушие ему оказалось не по силам. Он даже
не смог глядеть диву в глаза - отвернулся от твари, явно застрявшей в крыше
своего жилища.
Болотный обитатель завертел уродливой лысой башкой, задергался,
затрепыхался, но невидимые путы держали крепко. На жуткой физиономии
существа смешались мука и отчаяние, из круглых глаз текли крупные желтоватые
слезы.
- Плачешь? - Человек с явным усилием нагнулся, поднял что-то с земли,
выдирая из-под плотно налезшего слоя мха. - Они вот тоже плакали.
Подрагивая, руки его в грубых перчатках черной кожи держали небольшой
человеческий череп - скорее всего, ребенка. Левая височная кость была