"Франческо Петрарка. Гвидо Сетте, архиепискому Генуэзскому о том, как меняются времена" - читать интересную книгу автора

Но довольно о Болонье. Проживши там три года, я вернулся домой: о том
доме говорю, что, взамен отнятого на Арно, даровала мне судьба - да будет
она всегда благосклонной! - на берегах бурной Роны. Многим представлялось
место это ужасным, и более всех мне, но не столько само по себе, сколько
из-за грязи и подлости, в нем со всего света собравшихся. Теперь же, с
течением времени, стало оно и того хуже, и отрицать это осмелится лишь самый
бесстыдный лжец. Вот насколько былое его представляется счастливее
настоящего! Чтобы не задерживаться на частностях, скажу, что хоть и никогда
не видывали ни веры, ни милосердия и, говоря словами, сказанными о
Ганнибале: "ничего истинного, ничего святого, ни страха перед богами, ни
верности клятвам, ни уважения к святыням" - в краю, который выбор папы
должен был превратить в твердыню благочестия, но всегда было там, куда ни
кинь взгляд, спокойно и безопасно. Так глубоко ныне кануло все это, что
город душится невиданным доселе ярмом налогов, из страха перед врагами
пришлось окружить его новыми стенами, и где ночами все было открыто, теперь
среди бела дня охранять доступ к воротам. Но, не найдя помощи в оружии и
крепких стенах, стали пытаться купить спасение золотом и молитвами. И
промысел Божий вижу я в том, что наместник Его со своими присными сердцем к
законной супруге повлеклись, коей столь долго пренебрегали. Сия ли причина,
врожденная ли добродетель, но знаешь ты, что свершилось это с папой; упорных
же уломает Господь или смерть, за что, как кажется, она уже взялась. Вообще
же, коли зло причинено голове, то терпеливей снесут его члены, и нечего
удивляться, что почтение к далекому папе не может обуздать тех, кого и
папская близость не сдерживала. А впрочем, никакая закоренелая привычка ко
злу нового добра не отринет, и в души неустойчивые можно заронить стремление
повернуть вспять, сейчас же земля эта кишит бесчинствами.
Прежде чем двинуться далее, припомню еще кое-что из того, что и по сей
день меня волнует, и мысленно попытаюсь - чего въяве не желал бы никак -
помолодеть, беседуя с тобою. Ты помнишь, верно, как в то цветущее время, на
заре нашей жизни, что провели мы в учении и удовольствиях, отец мой и твой
дядя, бывшие тогда в нашем теперешнем возрасте, приехали, по обыкновению, в
упомянутый мною городок Карпантра. А приехав, дядя твой тотчас был охвачен
желанием, чему, я думаю, и слава и близость содействовали, увидеть тот
знаменитый источник вблизи Сорги, который, если дозволено перед столь
близким другом похвастать, потом стихи мои еще более прославили. Тут и мы
загорелись пылким ребяческим желанием отправиться туда же, а поскольку
сочтено было небезопасным доверить нас лошадям, то к каждому из нас
приставили слугу, дабы, сидя позади, и лошадей направлял он и нас. Так,
умолив лучшую и самую любящую из матерей, мою по крови и общую по чувству,
взволнованную и трепетавшую за нас, тронулись мы в путь под надзором мужа,
чье имя ты носишь и к чьей учености и славе с лихвой прибавил собственную и
воспоминанье о коем полнит мою душу радостью. Когда же прибыли мы к
источнику, потрясенный удивительной красотою тех мест, погрузился я в
детские свои мечтания и сказал себе так: "Вот место, природе моей наиболее
соответственное, кое, ежели удастся, предпочту я великим городам!" Про себя
произнес я тогда то, что, возмужав, пытался доказать делом всякий раз, когда
завистливый мир оставлял меня в покое. Многие провел я там годы, и пусть
течение их нередко прерывалось тяготами и заботами, а все же такой
безмятежностью и покоем наслаждался, что, раз познав, что есть истинное
счастье, лишь время, проведенное в Сорге, считаю жизнью, все остальное -