"Михаил Петров. Гончаров и убийца в поезде " - читать интересную книгу автора

Молчание. Я постучал по диванному ящику. В ответ она что-то царапнула
и зашипела:
- Тихо!
- Отдыхай. - Я поудобней устроился, надеясь дослушать песню Сольвейг,
но стук колес замедлялся, предвещая остановку. А в стоящем поезде какой же
сон? Одно расстройство.
В окно уже наплывали первые домики большой станции.
- Пойду на перрон выйду, разомнусь, - сообщил я поддиванной девке.
- Не надо, не ходите, - прошипела она испуганно и страстно, а поезд
подползал к вокзалу, на фронтоне которого крупными буквами было объявлено
название крупного города.
- Что же, я тебя еще и сторожить буду, мышь белая?
Поезд остановился, и ответ послышался явственней:
- Пожалуйста, я заплачу!
- Натурой?
Она замолчала, очевидно обдумывая выгодность сделки.
Взвесив все "за" и "против", снова зашипела, соглашаясь:
- Хорошо. Не уходите только.
- А когда? - резвился я.
- Ночью.
- А вдруг попутчики будут?
- В тамбуре!
- Уже приходилось? - накалял я диалог.
- Нет, но попробую. Да замолчите вы!
Подумав, что довольно-таки непорядочно развлекаться, воспользовавшись
чьей-то бедой, я прервал разговор и вытянулся на диванчике. Поезд стоял
минут пятнадцать, и я с радостью отмечал, что от спутников Бог миловал,
если, конечно, не считать низлежащей дамы.
Поезд тронулся, и они вошли. Высокая красивая брюнетка, грудастая и
властная, как Клеопатра. Она холодно оглядела персону Константина
Ивановича Гончарова, то бишь мою, и спросила плешивого верзилу с кобурой
под мышкой:
- Это кто?
- Не знаю.
- Покиньте купе, - сказала она уже мне. Наверное, таким тоном
Салтычиха разговаривала со своей челядью.
Я промолчал, гася злость и недоумение.
- Убирайтесь отсюда, - невежливо повторила Клеопатра. - Вон из купе.
- Сама пошла... - приветливо посоветовал я.
Стало видно, как брюнетка бледнеет.
- Алексей, вышвырни его, - сдерживаясь, спокойно приказала она и села
напротив.
Плешивый верзила нерешительно протянул ко мне загребущую длань,
надеясь выдернуть из купе неудобный объект за волосы, но правую ногу я уже
высвободил, и она вольготно и радостно жахнула верзиле в плешь. Он
повалился было на меня, а я руками пассанул его в дверной крепенький
косяк, по которому он и начал тихонько сползать, окрашивая светлую
пластиковую обшивку купе первой кровью.
Клеопатра невозмутимо заблокировала дверь, сдернула с крючка мое
полотенце и, смочив его моим "Морозоффом", тыкала плешивому в нос, а когда