"Михаил Петров. Пираты Эгейского моря и личность" - читать интересную книгу автора

нормам англо-саксов, где под наукой (сайенс) имеется в виду только
естествознание, медицина остается наукой. Нам кажется, что дело здесь не в
том, куда та или иная дисциплина традиционно приписана, а в социальной
функции, в том, как та или иная наука влияет на социальную определенность,
работает в контурах обновления или стабилизации. Положение медицины здесь
крайне своеобразно. Она бесспорно в контуре стабилизации, ее предмет целиком
укладывается в понятие отрицательной обратной связи, поскольку медицина
исследует отклонения от нормы, "болезни" и обращается с отклонениями обычным
кибернетическим способом - уничтожает, нейтрализует, "лечит" их. Здесь цели
медицины прямо противоположны научным: не накопление и внедрение отклонений,
а уничтожение их. С другой стороны, конечные цели медицины всегда одни:
здоровый нормальный человек, но именно в этом пункте человек исчезает из
поля ее зрения. Если наука начинается там, где удается избавиться от
человека, то медицина кончается там, где начинается человек. В отношении же
к человеку и наука и медицина едины: человек располагается на слепом пятне
научного видения.
Поскольку в науке нет человека, позицию тревоги и ужаса перед теми
изменениями, которые с помощью науки происходят в нашей жизни, волей-неволей
приходится рассматривать в рамках "интеллектуального луддизма". Ничего
большего, кроме изгнания человека за рамки социальной репродукции, наука
сделать не может. Печалиться по этому поводу столь же уместно, как горевать
о том, что осел и бык заменили в свое время человека в функции тягловой
силы, что громады камня на берегах Нила передвигают ныне краны, а не армии
рабов, что на наших полях не женщины тянут плуги, как это было во времена
войны, а тракторы. И если уж говорить сегодня о действительно здоровой
человеческой реакции на научно-техническую революцию, говорить в плане
героев, с кого жить, то, пожалуй, величайшим героем современности был тот
английский мальчуган, которому надоело тянуть рукоятки паровой машины и
который сумел, связав их веревками, заставить машину работать без своего
участия. Здесь именно та норма и та психологическая ориентировка, которой
нам сегодня так не хватает.

6. Состав недоразумений

В античных терминах можно бы сказать, что предмет науки есть раб. И это
действительно так. Концепция идеального раба по природе, как она выражена у
Аристотеля, и концепция сил природы, к которой мы все привыкли, одно и то
же. В общечеловеческом плане наука в сущности занята тем же, чем занимался в
свое время Чехов: "давит раба по капле". Операция, бесспорно, болезненная,
но, нам кажется, что главная здесь боль, главные стоны и крики, главные
ужасы проистекают скорее от неожиданности и непонятности происходящего:
давят и не объясняют, зачем давят. Такое могло бы случиться в родильном
доме, попади туда забеременевший вопреки законам природы мужчина.
Источники этой нелепицы частью древние, частью же совсем новые,
связанные с тем, о чем Камю пишет: "Мне понятно, почему художник печалится о
потерянном уюте: все переменилось так быстро! Правда, на цирковой арене
истории всегда хватало мучеников и львов. Первые питались утешениями
вечности, вторые - кровоточащей исторической плотью. Но художник до
недавнего времени отсиживался на скамьях зрителей, пел ради собственного
удовольствия или, в лучшем случае, для ободрения мучеников и смирения