"Михаил Петров. Пираты Эгейского моря и личность" - читать интересную книгу автора

социально-необходимой репродукции, этот теоретико-практический дуализм
рассекает всю социальную структуру, разделяя ее на господствующую,
опредмеченную в слове, и рабски-исполнительную, реализованную в деле. Мир
идей Платона и есть, собственно, этот разрез, а платоновский дуализм
участия-подражания как раз и воспроизводит реальное положение дел. Слово
Одиссея "участвует" в деятельности других, а эта деятельность других
"подражает" слову Одиссея, поскольку оно для них закон. Когда, например,
акция по избиению женихов начинает из-за предательства Меланфия принимать
сомнительный оборот, Одиссей так программирует в слове деятельность других -
свинопаса Евмея и пастуха Филойтия:
С сыном моим Телемахом я здесь женихов многобуйных
Буду удерживать, сколь бы ни сильно их бешенство было,
Ты ж и Филойтий предателю руки и ноги загните
На спину; после, скрутив на спине их, его на веревке
За руки вздерните вверх по столбу и вверху привяжите
Крепким умом к потолочине... (Одиссея, XXII, 171-176).

Действия "других" точно следуют программе:
Кинулись оба на вора они; в волоса уцепившись, На пол его повалили,
кричащего громко, и крепко Руки и ноги ему, их с великою болью загнувши На
спину, сзади скрутили плетеным ремнем, как велел им Сын Лаэргид,
многохитростный муж, Одиссей благородный. Вздернувши после веревкою вверх по
столбу, привязали К твердой его потолочине, там и остался висеть он.
(Одиссея, XXII, 187-193)
Уже у Гомера мы находим совершенно ясную и строгую "авторитетную"
линию, почеркивание руководящей роли слова и подчиненного положения дела.
Это не только всеобщие формулы типа: "Боги же требуют строго, чтоб были мы
верны обетам" (Одиссея, IV, 353), но и множество эпизодов, сквозных сюжетных
линий, когда любой отход от слова, неповиновение оказываются в конечном
счете причиной катастроф. В истории с Еврилохом, например, все начинается с
прощенного Одиссеем греха неповиновения, когда Еврилох отказывается идти к
Цирцее, а кончается зарезанными быками Гелцоса и гибелью всей команды. Уже
здесь осознан и в полную силу действует закон любой руководящей
деятельности, который позже будет сформулирован Гераклитом: "Своеволие
следует гасить скорее, чем пожар". А еще позже Винер обнаружит в этом законе
источник административных восторгов по поводу автоматики: "Как только такой
господин начинает сознавать, что некоторые человеческие функции его рабов
могут быть переданы машинам, он приходит в восторг. Наконецто он нашел
нового подчиненного - энергичного, услужливого, надежного, никогда не
возражающего, действующего быстро и без малейших размышлений" (29, с. 65).
Но у Гомера только начало принципа авторитетности, который стоит здесь
на "естественном" примате слова, поскольку целостные и всесторонние люди,
вроде Одиссея, отнюдь не личности или индивиды: они лишь та часть
социального айсберга, которая плавает на поверхности дела, представлена в
атмосфере слова. Личный характер контактов в таком айсберге ограничивал его
объем довольно скромными величинами, но все же в "крупнейших" социальных
единицах Гомеровского времени - в домах Одиссея и Алкиноя - объем
социальности не так уж мал. В доме Одиссея пятьдесят безымянных рабынь, есть
и безымянные рабы, а кроме них около десятка рабов с именами, которые
образуют нечто вроде "государственного аппарата" карликовой социальности и