"Михаил Петров. Пираты Эгейского моря и личность" - читать интересную книгу автора

божественная точка, которая одинаково завершает дурную бесконечность и
"старых людей" и "других книг". Когда их пробовали спрашивать о том, можно
ли получить новое знание, непальцы отвечали отрицательно, и общий результат
опросов исследователи формулируют так: "преобладающим взглядом является тот,
по которому картина человеческого знания о природе предстает замкнутым
телом, редко, если вообще, способным к расширению. Эта конечная сумма знания
передается от учителя к ученику и от поколения к поколению. Источник
знания - авторитет, а не наблюдение" (II, р. 652).
Попробуем теперь двинуться в обратную сторону и посмотреть, не
появляются ли в репродукции, как она зафиксирована для античности, новые
навыки, кто и как их вводит. Этот маневр дает неожиданный результат: если
навыки фиксируются по производству, то до XV-XVJ вв. репродукция остается
практически неизменной. Лишь с этого момента начинается какое-то движение,
связанное, главным образом с заимствованиями из Китая компаса, пороха и
подвижного шрифта. Позже, когда на европейские корабли поставили компас и
пушки, начинается волна заимствований из всех частей света: в репродукцию
входят все новые и новые навыки, тесня и вытесняя старые. Примерно с XVIII
в. основным контингентом заимствований становится опытная наука, и сегодня
перед нами репродукция, в которой процессы обновления достигли такого темпа,
что средний срок жизни навыка или технологии составляет в ней 10-15 лет.
Что же все это значит и какое это имеет отношение к канону искусства, к
строкам Интернационала, к определению позиции художника в современном мире,
к тому бесспорному факту наличия двух психологических установок, который
Сноу определяет как "две культуры"? Пока репродукция была стабильной,
устойчивой, замкнутой, пока "космос" стоял на месте и не стремился стать
"разбегающейся вселенной", античная тройная накладка на ритуал: единство,
сущее (вечное и неизменное), благо (снятый в пользу человека выбор), была
только естественным осознанием реального положения дел. Лучшее из
наличного - таков внутренний вектор этого осознания, который оставляет для
человека, пытающегося осознать стабильность, только две позиции:
апологетику, когда наличное и лучшее признаются тождественными, и позитивную
критику, когда между наличным и лучшим фиксируется разлад, который можно
преодолеть методом перекомпановки наличных элементов в новую систему, причем
относительно нес априорно постулируется, что она будет такой же стабильной,
вечной и неизменной, как и "плохая" наличная.
Античность почти целиком укладывается в апологетику наличного, тем
более, что это наличное постоянно ощущалось как новое, "эллинское" в отличие
от традиционного, "варварского. С апологетической точки зрения объяснению
подлежало лишь возникновение репродукции, и поскольку античности доподлинно,
"от старых людей", было известно, кто именно на Олимпе и как создавал
наличную репродукцию, нет ничего удивительного в том, что это возникновение
принимало форму разового акта творения, хотя творец здесь действует уже не
профессиональными методами мифа, а новым "одиссеевым" способом единого
повелителя в своем доме, облагороженного практикой законодательства,
строительства и искусства, то есть творит по слову. Так обстоит дело у
Платона, у которого "лишенный зависти" всеблагий демиург "взял все видимое,
которое не в покойном состоянии находилось, а в движении - притом в движении
нестройном, беспорядочном, и привел все в порядок из беспорядка, находя, что
первый во всех отношениях лучше последнего" (Тимей, 30 А). В несколько более
свободной и "критической" манере говорит об этом и Аристотель: "даже если в