"Михаил Петров. Пираты Эгейского моря и личность" - читать интересную книгу автора

координации, то современные станки целиком берут это на себя" (40, с. 55).
Иными словами, проблема осознана, нечеловеческий характер репродукции
(способность ее "отслаиваться") очевиден, токарь убран от станка, потому что
он был там именно токарем, а не человеком, так называемым, по терминологии
Маркса, "мозговым придатком" токарного станка, его регулятором. И все же мы
сохраняем деятельный "предбанник" автоматизации, постоянно заставляем бежать
"технизированную" тень человека перед лошадью, и тень лошади перед
паровозом, как если бы и в самом деле не было на свете навыков, не прошедших
"технизированную" купель "живой" человеческой деятельности,
навыков-программ, попадающих в репродукцию "с листа". Вот, например,
навыки-программы управления самолетами вертикального взлета и посадки или
межконтинентальными ракетами. Они настолько сложны, что вряд ли вообще
доступны технизированию в деятельности. Но ведь и самолеты и ракеты летают!
Не ясно ли, что эта деятельная модель обновления через технизацию живой
деятельности есть лишь дань традиции, явный реликт стабильности, когда
обновление действительно могло идти только в пределах вечноживого навыка,
где человек экстериозовался по функции тягловой силы в быка, бык в трактор.
Нам-то приходится сегодня объяснять другое обновление, когда, скажем, на
место всего сельского хозяйства Несмеянов и Беликов грозят поставить
несколько заводов, явно не имеющих никакого отношения к сложившимся формам
"живой" сельскохозяйственной деятельности. Факт, однако, остается фактом, и
ученые и художники, и философы с великой нудой идут на окончательный разрыв
репродукции-рабства и творчества, на разведение их в особые сферы
деятельности. Почему?
Нам кажется, что глубинные причины этого внутреннего сопротивления
нужно искать не в каких-то конъюнктурных соображениях и не в желании
избегать острых углов, связанных с тем, хотя бы, обстоятельством, что
автоматизация как "непредусмотренное" осложнение противоречия между трудом и
капиталом, осложняет и положение рабочего класса вообще, если он
локализуется только в репродукции, осложняется как с точки зрения
необходимости его воспроизводства, так и с точки зрения ориентации его как
силы в политическом балансе общества. Ни для кого не секрет, что в условиях
широкой автоматизации, если она идет стихийно, слепо ползет по профессиям и
заработкам, а именно так она и движется в капиталистическом развитом мире,
экономические интересы рабочего класса в области репродукции могут приходить
в явное противоречие с национальным экономическим интересом. Достаточно в
этом отношении вспомнить позицию английских профсоюзов по вопросу о
реконструкции железных дорог или выступления американских профсоюзов. И все
же не эти очевидные сложности современного мира определяют, видимо, позицию
большинства осторожных философов и не-философов.
Речь, похоже, идет о чем-то гораздо более глубоком и тонком - о
психологическом стереотипе, об европейском способе мысли, о множестве других
вещей, - которые, пожалуй, лучше всего определены Марксом, как "поп в
голове", избавиться от которого не так-то просто. Речь идет об общей
ориентации наших мыслительных процессов на определенность, однозначность,
системную связь. Наше логическое мышление определяет, упорядочивает, и в
погоне за определением-порядком нам почти невозможно освободиться от
заданного еще античностью и христианством эталона мыслительного продукта, от
чувства примата порядка, а это подводит, часто отбрасывает мысль в
стабильность как в естественное и привычное состояние. Получается как у