"Михаил Петров. Пираты Эгейского моря и личность" - читать интересную книгу автора

так описывает позицию Маркса: "Уничтожение государственной власти", которая
была "паразитическим наростом", "отсечение" ее, "разрушение" ее;
"государственная власть делается теперь излишней" - вот в каких выражениях
говорил Маркс о государстве, оценивая и анализируя опыт коммуны" (39, т. 25,
с. 402). Конечно, хотя Ленин и издевался над короткой памятью
социал-демократов, которые, подобно христианам, "получив положение
государственной религии, "забыли" о "наивностях" первоначального
христианства с его демократически-революционным духом" (там же, с. 392),
практически задача выглядит много сложнее, и разрубить этот узел методом
Александра Македонского вряд ли значит что-либо решить. К тому же наибольшие
опасности, если не говорить о неизбежных потерях времени в системах оценки
на государственную пользу и актуальность, возникают не столько из института
государства как такового, сколько из того обстоятельства, что оно
национально, вынуждено бороться с себе подобными за место под солнцем,
налаживать и сохранять отношения национальногосударственной собственности не
только на вещи, но и на людей, их мысли, продукты их творчества. Именно
распределение социальности в национальные единицы и вызванное этим
обстоятельством соревнование вызывает основную массу неясных по конечному
назначению и очевидно преступных приложений науки. Стремление снять эту
национальную характеристику государственности, которая становится все более
опасным источником вероятных катастроф, и есть, собственно, стремление к
глобальной социальности, к объединению человечества, в котором автоматически
устранялись бы те причины, которые заставляют сегодня с опаской и затаенным
ужасом следить за развитием науки и всем ходом научно-технического
прогресса.
Таким образом, оказываясь перед альтернативой качественного или
количественного определения будущего, человек либо вынужден встать на
позицию отрицания обновления, либо же довольствоваться расплывчатыми и
абстрактными ориентирами всеобщей пользы, которые, конечно же, не обладают
силой, привлекательностью и действительностью ориентиров-идеалов старого
образца, ориентиров конкретных, целостных, интуитивно ясных. Но другого,
привычного для нас и обжитого чувства системной определенности современность
дать нам не может. Экстериоризация ответственности, распространение личной
способности к выбору наилучшего на группу людей, превращение этой
способности в право разумного, могучего и благого решать судьбы других людей
и ставить ориентиры их деятельности в виде достижимых целей, то есть по
античному образцу "свободно" программировать поступки рабов-исполнителей,
становится сегодня не то чтобы невозможной, всегда находятся люди, желающие
покомандовать ближними, и люди, не желающие задумываться над смыслом и
возможными последствиями своих действий, но, во всяком случае, сомнительной
и опасной. Ответственность, как говорят философы, интегрализируется, то есть
и субъектом и объектом организационно-оценочной практики все чаще становится
сам человек. И поскольку условия его свободы приобретают
абстрактно-вероятностный характер свободы для всех, поскольку сама свобода
становится каноном, предполагающим индивидуальное творческое усилие,
подчиненный запрету на плагиат творческий акт как способ реализации свободы,
ответственность способна экстериоризироваться лишь в этом
абстрактно-вероятностном плане как активно-практическое отношение не к
людям, а к социальным институтам, особенно к институтам обновления.
При всей абстрактности и безличности этого плана было бы фатальной