"Михаил Петров. Пираты Эгейского моря и личность" - читать интересную книгу автора

ошибкой считать, что уже сама "неопределенность" ориентиров типа элитности,
механизма обновления, фильтров отбора, лагов исключает сколько-нибудь
активную и организованную деятельность больших групп людей, обрекает
человека на самоокукливание, заскорлупливание на манер лейбницевой монады,
обрекает на бесплодное самокопание, саморасковыривание душевных болячек.
Совсем напротив, именно в этой области абстрактно-вероятностных отношений
конституируется сфера общности стремлений и целей, внешним выражением чего
может служить растущее увлечение теоретической и практической социологией.
Здесь, на развилке выбора между традиционным качественно-системным и
новым абстрактно-вероятностным отношением к жизни человек, собственно,
впервые начинает понимать серьезность ситуации, осознавать как
содержательные и обязывающие философские "красивости" вроде "всем вещам
мера - человек" или "человек - цель, а не средство". Он начинает понимать и
собственную ответственность за происходящее не в плане пресечения или
усечения себе подобных, поскольку любой человек не только субъективно, но и
объективно и абсолютно "цель в себе", самодовлеющая ценность, а в плане
самоопределения к наилучшему по принципу обеспечения свободы всех, причем
этот процесс самосознания личности как цели среди целей все более ощущается
процессом необходимым, как сказали бы англичане, "таймированным", когда не
только дает о себе знать потребность вообще вроде голода и жажды
самосознания, но и растет уверенность в необходимости завершить этот процесс
к определенным срокам, растет осознание того, что здесь можно опасно
опоздать: осознать себя человеком на развалинах человечества.

10. Искусство и человек

Во всех наших предыдущих рассуждениях мы оставались в прямой или
косвенной связи с репродукцией, с ее существованием и обновлением, то есть
так или иначе оставались в пределах отношения человек-вещи или отношения
человека к человеку по поводу вещей. Но если, как мы это пытались показать
выше, объект, с одной стороны, суть экстраполяция универсальных отношений
репродукции на окружение, а с другой, - продукт сознательных усилий науки
изгнать из объективной картины мира человека, и оба этих свойства
оказываются тождественными, то есть репродукция - бесчеловечной, а природа
без человека - репродуктивной, то тем самым наш подход ко всем аспектам
проблемы страдал до сих пор вещной односторонностью. Мы не только показывали
механизмы перехода в "другой род", процесс распределения репродуктивных
функций человека по обезличенным, автоматическим, слепым силам природы,
замену человека ослом, осла трактором и т.п., но и пытались обосноваться в
этой системе отрицания (или освобождения) человека как в мире естественном.
Лишь там, где говорилось о вторжениях естественников в гуманитарное царство,
об "отчаянных кибернетиках", о движении знания, об истории, мы отмечали
появление непроходимой с помощью точных методов грани на подступах к
собственно человеческому, к творчеству, да и то делали это, главным образом,
в плане простой констатации факта: точные методы рассчитаны на изгнание
человека из научного продукта, предполагают использование постулатов
онтологической и функциональной идентичности, и рассчитывать с помощью этих
методов узнать что-либо о человеке столь же противоестественно, как и рубить
дрова ведрами или носить воду топорами - потеряв человека на пути в продукт,
нелепо искать его в продукте.