"Юрий Петухов. Охота на президентов или Жизнь № 8" - читать интересную книгу автора

И на то же утро Иннокентий Булыгин поклялся, что рано или поздно он
вытащит Япончика из амэурыканских застенков! Даже если для этого придется
перебить половину Заокеании!
- Сукой буду! - заверил меня Кеша.
И я знал наперед: не будет он никакой "сукой". Потому что он уже
есть... кто? честь и совесть умершей России. Вот так! Россия умерла,
сгинула! Но ее честь и совесть остались: одна половина там, в Штатах, с
Япончиком в камере, а другая здесь, в Россиянии, в Кешином чистом и большом
сердце...
Но что могли знать про его сердце чикагские боровы!
Кеша вырвал свой паспорт из грязных лап, плюнул в жирную рожу и
неспешно, с величавостью и достоинством пошел назад, к самолету. По дороге
он как бы невзначай сшиб с ног семерых амбалов, что пытались его задержать,
вытер подошвы о последнего и царской поступью взошел по трапу на "территорию
независимой Рос-сиянской Федерации".
Я просидел в зале ожидания, пока самолет не улетел. Потом помахал вслед
уносящемуся в поднебесье Кеше. Освобождение русского святого, в натуре,
откладывалось... Я не был знаком с Япончиком. Лишь раз как-то мы сидели в
одном застолье. Случайно, я вообще не любитель застолий, и затащил меня на
него Кешин и мой друг-фээсбэшник, полковник, который люто, до скрежета
зубовного невидел все эти "реформы", придуманные для лохов... Я сидел
мрачный и понурый. Сволочи-критики изводили меня за очередной роман и почти
все издатели глядели на меня волками за то, что я, по их мнению, как-то не
так любил демократию и демократов, Я получал в день по пятьсот добрых писем
от читателей, и не мог на них ответить - пресса обрубила последнюю связь с
народом, потому что я не визжал от восторга по части "свободы слова" и
"гласности", которые достались кучке ублюдков. Но не это убивало меня...
Болела мать. Еще тогда. И я не знал, как ей помочь... Бессилие! Япончик
читал Есенина, вдохновенно, со слезой... Ты жива еще, моя старушка? жив и я,
привет тебе, привет... Он читал сердцем. И я слушал сердцем. Так умеют
слушать друг друга только русские. И такими бессильными могут быть только
русские. Когда щемящая тоска убивает последние силы, и опускаются руки, и
наворачиваются слезы, и раскрывается бездна, в которой рано или поздно канет
все - во многая мудрости многие печали - и видится грядущее, и нет в нем
света... но есть слово... ибо Вначале было Слово... и слово было Бог... и в
конце будет слово... И молиться не учи, не надо, к старому возврата больше
нет - почему? почему?! - ты одна мне помощь и отрада, ты одна мне
несказанный свет... Это было незадолго до его отъезда. Мы не были знакомы, и
так и не познакомились тогда... Но мы оба боролись с ветряными мельницами.

Я вернусь, когда распустит ветви
По-весеннему наш старый сад...

Он вернется, я верил в это. Только сада больше нет, его вырубили на
дрова, продали и пропили... Вишневый сад... все в прошлом, теперь там куча
грязных ларьков, чужая речь и бомж дядя Ваня, в струпьях, безумный, патлатый
и бородатый лежит в замерзающей луже мочи и все плачет по трем сестрам,
которых продали в турецкие бордели. Россия умерла. Да здравствует Россияния!
Через полчаса после отлета Кеши я был под Сирс-тауэром, под этой
уродливо-кособокой громадиной с двумя рогами-антеннами дьявола на макушке. И