"Элеонора Филби. Шпион, которого я любила " - читать интересную книгу автора

тщательные и обширные, чем те, которые я прошла в спец. поликлинике за
несколько недель до этого. Я жаловалась на послеродовое повреждение
запирательной мышцы, но с самого начала у меня было ощущение, что
женщина-хирург - высокая, яркая блондинка, с длинными серьгами - совершенно
не понимала, в чем дело, хотя я дала ей письмо от моего бейрутского врача,
где все было подробно объяснено. Чем ближе был день операции, тем тревожнее
мне становилось. Но я поняла, что отступать уже поздно. Я особенно не
хотела обидеть Кима и Сергея. К сожалению, мне даже в голову не пришло
поинтересоваться, под каким наркозом будет проводиться операция - местным
или общим. Наркоз был местным, и почти не подействовал.
Тридцать восемь минут я провела в полном сознании под тиканье часов в
операционной. Эту травму было нелегко забыть. Операция оказалась неудачной.
Через несколько дней Мелинда сказала мне, что это - обычное дело и то
же самое случилось с ее дочерью, когда ей удаляли аденоиды. "Большое
спасибо, - сказала я, - что ты сообщила мне это с е й ч а с".
В больнице я была, должно быть, самой худой, и меня считали чуть ли не
уродцем. Лежа на спине, со строжайшим запретом двигаться, я наблюдала и
слушала трех дам, с которыми делила палату. Лежавшая рядом со мной женщина
должна была пройти операцию на удаление матки, и ей было запрещено есть, но
ее челюсти не останавливались ни на минуту. Целыми днями приходили
родственники, нагруженные банками джема, апельсинами, солеными огурцами и
другими продуктами. Завтрак состоял из квашеной капусты, хлеба с маслом,
чая и еще какого-то напитка отвратительного вида, в котором плавали сушеные
яблоки, чернослив и черт его знает что! Казалось, что в России никто не
упускал возможности плотно поесть; и в самом деле, большинство русских,
особенно женщин, выглядели чересчур полными. В больнице, как и повсюду, я
была поражена огромным количеством хлеба, поедаемого во время трапез. Это
казалось каким-то принудительным обжорством, бессознательной реакцией
народа, который знавал долгие периоды голода. Единственными худыми
женщинами, которых я видела в России, были балерины.
В больнице, помимо постоянных попыток раскормить меня, началась не
менее интенсивная кампания по отучению меня от курения. Доктор ограничил
меня десятью сигаретами в день, но, как только я закуривала, на меня тут же
набрасывались пациенты и медсестры. Русские сигареты чрезвычайно дешевы.
Россия - рай для курильщиков.
Ким навещал меня в больнице дважды в день. Когда я почувствовала себя
немного лучше, он принес мне однажды вечером бутылку с "Кровавой Мэри".
Сестры решили, что это всего-навсего безобидный томатный сок и начали
давать мне по стакану каждый день.
Утром 21-го ноября я лежала в больнице, стараясь вычислить, о чем
говорят мои соседки. Единственным, что я могла разобрать, было имя Джон
Фитцджеральд, и факт, что все они были опечалены. Но лишь после того, как в
полдень появился Ким, я узнала, что накануне в Далласе убили президента
Кеннеди. Эта страшная новость потрясла всю больницу. Доктора, медсестры и
пациенты плакали навзрыд. Поскольку большинство из них знали, что я -
американка, я получила самые сердечные соболезнования. Каким бы
политическим цинизмом ни отличались кремлевские руководители, русский народ
хочет мира. Они потеряли миллионы людей во время войны. Несмотря на
гигантскую перестройку, на западе России все еще можно увидеть дома со
следами пуль. Нельзя жить в России и не видеть той искренности, с которой