"Людвиг Филипсон. Испанский меч " - читать интересную книгу автора

- А между тем это действительно так, граф, - продолжал епископ. - Как
ни тяжело мне объявить вам такой приговор, но я должен это сделать.
Соберитесь с духом, покоритесь воле Того, от Которого мы получаем все -
жизнь и смерть!
И он развернул роковой пергамент и прочел написанное повергнутому в
ужас графу. Когда он кончил, граф выхватил из его рук пергамент, и глаза его
быстро пробежали по строчкам, словно он хотел убедиться в неотвратимости
неожиданного удара. Затем он возвратил сверток епископу, выпрямился во весь
рост и сказал:
- Да, это жестокий приговор! Не думаю, чтобы я так тяжко провинился
перед королем. Никогда во мне не было даже мысли, которая заслуживала бы
таких ужасных последствий. Но если так угодно Богу и королю - я умру твердо
и спокойно.
Несмотря, однако, на эти слова, он осаждал священника вопросами,
заклинал его высоким епископским саном сказать всю правду, сказать, не для
того ли делается все это, чтобы дать ему почувствовать все тревоги и ужасы
этого наказания, не объявится ли в последнюю минуту помилование короля, на
которое ему ведь давали право его прежние заслуги. Старик отвечал на эти
вопросы только вздохами и знаменательным покачиванием головы; наконец он
кротко сказал:
- Сын мой, надо воспользоваться по-христиански теми немногими часами,
которые еще остались для тебя на земле; приготовься оставить эту земную
юдоль и через милосердие твоего Спасителя примириться с твоим Богом!
Герой Кентена и Гравелингена, бодро смотревший в глаза смерти в
стольких битвах, снова обрел себя и с безропотной покорностью и спокойствием
исполнил священные обряды своей церкви - исповедался, принял отпущение
грехов и набожно помолился под руководством седого епископа. Граф на коленях
принял благословение и обещание епископа сопровождать его к эшафоту. Затем
старик вышел из залы вместе с одним из священников, продолжавших оставаться
у дверей. Граф Эгмонт, шатаясь, вернулся к своей постели, опустился на нее и
обеими руками оперся о голову. В таком положении просидел он долго. Вокруг
царила тишина, только изредка доносились в отдалении шаги часового да
завывание ветра за окнами.
Но вот из глубины залы отделился второй священник, до этих пор
неподвижно стоявший там, и направился к графу. Эгмонт был так глубоко
погружен в море размышлений и чувств, что заметил приближавшегося к нему
только тогда, когда тень от этого человека, остановившегося между ним и
светом лампы, упала на него и побеспокоила глаза. Эгмонт машинально поднял
голову и с недоумением посмотрел на стоявшую перед ним незнакомую фигуру.
Это был францисканский монах в надетом на голову капюшоне серой рясы этого
ордена.
- Граф Эгмонт, - сказал священник глухо, но внятно, - я пришел в этот
тяжкий час предложить вам жизнь и свободу.
Граф вскочил, словно ужаленный; он быстро обошел вокруг монаха и таким
образом поставил его перед необходимостью повернуть лицо к свету лампы.
Впрочем, тот и не сопротивлялся; напротив, он тотчас сбросил с головы
капюшон - и граф увидел большую, прекрасную, еще юношескую голову с черными
густыми кудрями; бледен был лоб, бледно лицо, в чертах которого
обнаруживались решительность, сила и энергия, еще более выдававшиеся от
мечтательного огня, сверкавшего в темных глазах. Тут было все -