"Таисия Пьянкова. Чужане" - читать интересную книгу автора

времечку, он уж мог любому зверовщику безо всякого лажу выставить вперед
любой десяток очков, ежели дело доходило до охотницкого задора.
Тут, конечно, без оговорок ясно, что Матвеева сноровка некоторым
гнилодушим таежникам крепко пощекотывала коросту честолюбия. Особенно
молодым да ерепенистым. Кому-то из них хотелось бы, допустим, лишний раз
прихвастнуть перед какой-нибудь лакомой до скорых радостей девахою своей
отдельностью, исключением своим из числа таежников. А тут оно, Матвеево
умение, да поперек языка ложится. Никак не сплюнуть, не счихнуть. И меркнет
его похвальба, как при белом дне лучина. Вот и получается... кадриль без
музыки.
Однако же бзык и без дуды - кадриль хоть куды! И вот тебе - напала эта
самая скотовья радость на деревенского старчика[2], на Яшку Ундера.
Бедный человек!
Коростою легкой славы обметало Яшку столь густо, что ни лечь ему, ни
подняться, ни в божьем храме постоять...
Может, кто собственными глазами в себя впитал, а может, кому с чужого
догляду на язык перекатилось, только заговорила деревня о том, что кто-то
видел, и не один раз, как Яшка Ундер в бурьянах на Диком залоге[3] Господа
Бога с колен молил: просил он царя небесного, чтобы в тайге не прометнул
мимо Матвея Лешни того самого случая, которого так опасалась несчастная
Славена.
Причиной Яшкиного пресмыкания была-оказалась Рептуха, Марфа-пасечница,
Сысоя Рептухи дочка.
На деревне Марфа что красавицей, что пересмешницей, что озорницей слыла
такой, каких свет не видывал. Была она, не в обиду будь ей сказано, сорвань
из тех сорваней, которые в полную грозу на чертях по небу катаются.
За нею, за этой Марфою Рептухой, не только лишь Ундер убивался. У
многих парней, в погоне за шалой красавицей, были посбиты что каблуки, что
сердца.
Раз уж в едином разговоре оказались собранными и Матвей Лешня, и Яшка
Ундер, и Марфа Рептуха, думаю, что без долгих объяснений ясно, к чему
клонится дело. Думаю, что понятно вам, из-за кого эта черт-девка не хотела
выглянуть, чтобы рассмотреть Яшкины достоинства. Конечно же, из-за Матвея
Лешни. Из-за него ни в какие раскрытые глаза не видела она Ундерова
томления. Только вот, как за каменной стеною, за Матвеем девахе никак не
везло укрыться. Любить-то Лешня Марфу любил, но никакой надежды на себя
подать он красавице не мог. Считал себя не вправе мутить ей душу. Так прямо
в глаза и говорил он ей:
- Ты, ладушка моя, больно-то на меня не рассчитывай. Кто его знает, не
придется ль и мне, как деду моему да отцу, быть отданным провидением в
полное распоряжение неведомым силам. Погодить мне надобно с женитьбою;
опасную пору перевалить. Не хотелось бы мне потомство свое по сиротству
пускать да и тебя несчастить. Ты же, меня дожидаючись, рискуешь в девках
засидеться. Что как да заберет меня все-таки тайга - одна останешься.
Одинокому что безногому - и нету ног, а болят. Ты даже не представляешь
себе, какой тяжкой мукою может обернуться для тебя твоя ко мне верность. А я
на свою мать насмотрелся...
- Да ты за меня не бойся, - как-то на разговор такой взяла и ответила
Марфа, - ты погляди на меня внимательней: разве я пошибаю на тех, кто долго
страдает? Вот он бережок крут, а вот и я тут... Всего-то и мучения терпеть,