"Иосиф Пилюшин. У стен Ленинграда " - читать интересную книгу автора

из землянки на снежные просторы.
- Хорошо наши пулеметчики поют! - прервал молчание сержант. - Украинцы
они, крепко любят песню.
- А кто не любит песни? - И Ульянов, глубоко вздохнув всей грудью,
взялся за лопату.
Андреев сидел на дне будущего снайперского окопа и, пряча папиросу в
рукав, курил. Бросив окурок, он поднялся:
- Ну, ребята, не буду вам мешать, пойду.
Сержант взял пулемет, отвел предохранительную скобу и уполз в траншею.
Спустя несколько минут мы услышали, как пулемет Андреева заработал.
- Хороший парень, - сказал Ульянов, прислушиваясь к выстрелам.
Работу мы с Алексеем закончили еще до наступления рассвета и спустились
в траншею.
Мы пришли в блиндаж и только взялись за ложки, как вдруг, запыхавшись,
вбежал Николаев. В руках он держал немецкую листовку.
- Братцы! Опять листовки! Слушайте, что они пишут: "Пропуск для
русских. Русским солдатам и командирам, которые пожелают добровольно перейти
на нашу сторону, мы, немцы, гарантируем жизнь и свободу. Им будет
предоставлена возможность идти домой и жить вместе с семьей и родными".
Андреев заложил руки в карманы, подошел к помкомвзвода и, раскачиваясь
из стороны в сторону, сказал:
- Зачем читать это дерьмо? Знаем, как фашисты "гарантируют жизнь и
свободу". Кто-то листовки бросает, а вы подбираете.
Я видел, как лицо Николаева мгновенно побледнело, острый подбородок его
слегка задрожал. Помкомвзвода сунул листовку в горящую печь и, выходя из
блиндажа, крикнул:
- Не суйтесь не в свое дело, сержант Андреев!
Андреев молча лег на нары, опершись локтями о жесткую постель. Глаза
сержанта следили за узенькой ленточкой огня, которая трепетала в консервной
банке, облизывая ее сальную кромку. В полумраке блиндажа его смуглое, с
грубоватыми чертами лицо выглядело сосредоточенным и задумчивым.
Начало светать.
- Пора отправляться на работу, - сказал Алексей.
Мы вдвоем с Ульяновым вышли в траншею.
Утреннее морозное небо по-особому красиво, когда блекнут звезды,
загорается восток.
Мы поползли к снайперскому окопу.
Сто метров отделяло нас от траншеи немцев. Ульянов тронул меня за рукав
и подал перископ:
- Осип, глянь, вон фриц притаился за гусеницей танка. Это очень
странно.
Гитлеровец был одет в маскировочный халат, видно было только его
красное от мороза лицо. Он подряд несколько раз то зажигал, то тушил фонарик
и пристально смотрел в сторону нашей обороны. Мы с большой тщательностью
осмотрели рубеж нашего взвода, но ни единого человека не заметили, а немец
все еще продолжал сигналить.
Ульянов прицелился и выстрелил в фашиста. Фонарик исчез.
После первых выстрелов в нашей траншее послышались чьи-то торопливые
шаги. Они приближались к тому месту, где нами была вырыта канава в снегу. Я
быстро пополз в траншею навстречу идущему, а Ульянов остался. Как только я