"Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго" - читать интересную книгу автора

разгладил брюки ладонями со всем достоинством, на какое был способен,
подобрал шляпу и удалился.
Шестьдесят лет спустя меня разбирает смех: Флаг, кладбище и вся эта
сцена, похожая на оперетту. Однако в те минуты, когда я шагал по
кладбищенскому газону, мне было невесело. Я был подобен котлу, в котором
кипело все негодование человечества. Неожиданно, когда я сделал не более
двадцати шагов, какой-то голос сказал:
- Извините. Мне кажется, вы забыли это.
Прежде я не обратил внимания на этого человека: его бесконечно пресная
внешность ничем не выделялась в толпе. Незнакомец был одет элегантно и
скромно; его лысина казалась врожденной - полное отсутствие растительности
делало череп совершенным, он был как луна во время полнолуния. Черты лица,
тонко прочерченные, напоминали портрет молодого Ницше. Больше ничего
примечательного в его личности не было. Только тоненькая ниточка усов, не
шире, чем бакенбард франта.
Должно быть, он шел за мной, потому что протягивал мне пачку листов,
перевязанных бечевкой. Я уже совершенно забыл о том, что этот несчастный
день начался по вине доктора Флага. Я машинально и рассеянно протянул руку,
потому что книга меня больше совершенно не интересовала. Незнакомец
улыбнулся:
- Вы когда-нибудь ездили на автомобиле? Я могу подвезти вас, куда
хотите.
Нет, я еще ни разу в жизни не ездил в механическом экипаже. А все
переживания того дня делали меня восприимчивым к любым проявлениям дружеских
чувств, даже самым неожиданным. Я был из тех людей, кого проявления
враждебности надолго лишают дара речи, и поэтому сел на сиденье рядом с
водителем, по-прежнему не в силах раскрыть рот. В горле у меня пересохло.
Незнакомец вынул небольшую фляжку с виски из бардачка автомобиля. Я сделал
из нее глоток.
И рассказал ему обо всем. О моих взаимоотношениях с Франком Струбом. О
дурацких историях, которые я писал. О невыносимой эксплуатации, которой
подвергался. О целой серии нелепостей, венцом которой я являлся. С каждым
новым глотком я начинал новую тему. Однако, когда весь пар из-под крышки
вышел, я немного успокоился. Что делал я здесь, в этом автомобиле,
рассказывая о своей жизни совершенно незнакомому человеку?
Я обратил внимание на руки, которые лежали на руле. Руки всегда выдают
возраст человека. Мой добрый самаритянин был моложе, чем казался на первый
взгляд. Его ногти с глубокими лунками отливали розовым цветом перьев
фламинго. Лысина и усики делали его старше своих лет. Одежда в классическом
стиле - тоже. Я почувствовал себя неловко. Мне вдруг пришло в голову, что
незнакомец знает обо мне все, а я о нем - ничего. Я попросил его остановить
машину, мы были очень близко от центра города. Мой спутник сказал, что не
спешит. С покойником его не связывала близкая дружба, и он поехал на
кладбище, чтобы выполнить свой долг, поэтому все утро было в его
распоряжении. Однако я настоял на своем. Когда я выходил из машины, он
протянул мне визитную карточку. На ней значилось: "Эдвард Нортон. Адвокат".
- Мне хотелось бы встретиться с вами еще раз, господин Томсон, - сказал
мне мой новый знакомый, не выходя из автомобиля. - Очень вероятно, что наши
интересы могут совпасть. Приходите ко мне завтра же, прошу вас.
- Вы воображаете, что мне может прийти в голову подать в суд на Лютера