"Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго" - читать интересную книгу автора

небесам, словно какой-то невидимый крючок тянул его.
Выражением лица эта особа напоминала кролика, который сосредоточенно
жует и нюхает воздух без тени мысли в голове. Ее одежда казалась мне
отвратительной. Черные башмаки, черные чулки, черная шаль, всегда черное
пальто. Пучок волос на голове в форме кокосового ореха тоже отливал
чернотой.
Нельзя сказать, что ее отличала какая-то особая бледность. Но,
поскольку никаких иных цветов, кроме черного, она не признавала, по
неизбежному контрасту ее лицо заставляло думать о маске ванильного оттенка.
Она не носила траура (мне кажется, что она опечалилась только в тот день,
когда умерла королева Виктория), просто черный цвет был единственным,
который она принимала.
Очень скоро я понял, что именно оскорбляло ее до глубины души: госпожа
Пинкертон не понимала, почему остальное человечество не столь желчно и
озлоблено, как она сама. И поскольку я не мог полюбить в ней решительно
ничего, то попытался хотя бы ненавидеть ее так, как ученые ненавидят вирусы:
абсолютно бесстрастно. Однако мои усилия в этом направлении успехом не
увенчались.
Я был одним из самых старых квартирантов и, по договоренности с
хозяйкой, взял на себя небольшие работы по дому, чтобы сэкономить несколько
пенни. В мои обязанности входило вызывать слесаря, когда засорялись трубы,
разносить по комнатам жильцов приходившие письма, забирать молочные бутылки
у двери. И все в таком роде. Эти задачи особой сложностью не отличались, и я
выполнял их с радостью. Но вот разговоры с хозяйкой напоминали прогулки по
лесу кактусов. Ее голос царапал барабанные перепонки, подобно наждачной
бумаге, и звучал так, словно к тебе обращалась мумия из потустороннего мира,
угрожая страшными карами за нарушение какого-то священного табу. Меня
особенно выводили из себя ее диалектические ловушки. Пинкертон никогда не
бросалась в штыковую атаку или в рукопашный бой, она нападала подобно
морской артиллерии, бомбардируя позиции врага с расстояния нескольких миль.
Ничто не раздражало меня так, как ее изнуряющие обходные маневры. Она была
неспособна просто сказать:
- Мистер Томсон, почему почтовый ящик полон?
Или:
- Мистер Томсон, этот кран засорился.
Или:
- Мистер Томсон, где молоко?
Клянусь, я был бы ей благодарен за прямоту. Но вместо этого она
произносила:
- Бывают же люди, которые забывают о своих еженедельных обязанностях.
Разговоры с ней требовали умственной гимнастики, которую не понять
человеку, никогда не попадавшему в подобные ситуации. Извилины моего мозга
испытывали тройную нагрузку, пытаясь ответить на все вопросы сразу:
А) О каких "людях" она говорит?
Б) Какую именно "обязанность" я не выполнил?
В) О господи, ну почему она не выражается ясно?
Все это может показаться мелочью, но на самом деле было делом
серьезным. Человечество изобрело пытки весьма изощренные и тонкие.
Представим себе глаза, которые ищут во всем только изъяны. Уши,
способные воспринимать одни ругательства. Представим себе человека, с