"Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго" - читать интересную книгу автора

пятнадцати лет. Но я чувствовал себя там настолько хорошо, а воспитатели
были так довольны мной, что, используя всевозможные юридические зацепки,
смогли добиться того, что я провел там еще четыре года. На протяжении этих
дополнительных четырех лет я в основном работал в библиотеке этого
учреждения. Эти годы развили во мне любовь к книге.
Эта страсть была столь сильна, что когда я решил добровольно покинуть
детский дом в возрасте девятнадцати лет, то имел твердое намерение посвятить
свою жизнь литературе. Перед моим уходом мне оплатили строго по счетам
работу в качестве помощника библиотекаря на протяжении четырех лет. Лучшего
подарка на прощание нельзя было придумать, потому что на эти деньги я мог
безбедно существовать в течение некоторого времени и заниматься литературой.
Так или иначе, я устроился в пансионе, серьезно рассчитывая стать
писателем, и старался жить совершенно по-спартански. Мне удавалось
подстраивать свой рабочий день под гудки "Ройал Стил". Ранним утром я
заносил указательный палец над клавишами пишущей машинки и ждал только
пронзительного воя сирены, чтобы опустить его на клавишу, а потом писал и
писал, пока заводской гудок не объявлял мне о конце рабочего дня. Я жил в
буквальном смысле этого слова, как труженик пера.
В те дни я посещал заседания кружка молодых писателей, которые
возмещали отсутствие таланта своим занудством. Там я и познакомился с
Франком Струбом. Он появился среди нас всего один-единственный раз. По
здравому размышлению мне становится ясно, что Франк пришел в наш кружок
только ради того, чтобы поймать такого неоперившегося птенца, как я.
Представившись, он прочитал несколько страниц моих опусов и договорился
со мной о встрече в дешевом ресторане в северной части Лондона. Конец этой
истории вам известен. Вам жалко Струба? Жалеть следовало бы меня.
Дверь в кабинет мне открыл сам Эдвард Нортон. Его одежда была столь же
безупречна, как и на кладбище: галстук, сияющая белизной рубашка, а поверх
нее шелковый жилет. Коридор вел прямо в комнату, где он устроил свой
кабинет. На самом деле это была парадная часть квартиры, в которой жил
адвокат. Это ничуть не вредило его профессиональному престижу. Напротив,
предельная скромность обстановки делала ему честь, ибо Нортон не
предпринимал никаких усилий, чтобы ввести клиентов в заблуждение: его
контора была заведением адвоката, который только начинал свою карьеру. Стены
были обшиты деревянными панелями до уровня глаз; древесина всегда создает
уютную обстановку.
В день нашего знакомства я был раним и не готов к защите. На сей раз
мне не хотелось позволить Нортону застать меня врасплох. Я отдавал себе
отчет в том, что передо мной окажется профессионал, способный играть свою
роль, как во время судебных заседаний, так и в повседневной жизни. Человек,
умеющий контролировать каждый свой жест до последнего миллиметра. Некто,
точно отмерявший информацию, знавший в совершенстве, что ему следует и чего
не следует говорить, до последнего слова. Я упрекал его за это? И да и нет.
В конце концов, адвокаты подобны врачам: если они хорошие, вам никогда не
удастся узнать, что у них на уме.
Нортон не замедлил использовать свои приемы морального давления. Он
пригласил меня сесть напротив и сказал:
- Одну минутку, и я буду в вашем распоряжении.
На протяжении целой минуты, долгой как вечность, он писал что-то
дорогой ручкой. Мне показалось, что это был не более чем прием; он просто