"Алексей Феофилактович Писемский. Люди сороковых годов" - читать интересную книгу автора

слезы. Тяжелые ощущения волновали в настоящую минуту полковника: он молился
и плакал о будущем счастье сына, чтобы его не очень уж обижали в гимназии.
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, - мальчишку лет
пятнадцати, - ни в чем не виновного, поставили в полку под ранцы с песком, и
как он терпел, терпел эти мученья, наконец, упал, кровь хлынула у него из
гортани; и как он потом сам, уже в чине капитана, нагрубившего ему солдата
велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше,
больше; наконец, того на шинели снесли без чувств в лазарет; как потом,
проходя по лазарету, он видел этого солдата с впалыми глазами, с искаженным
лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный...
Полковник теперь видел, точно въявь, перед собою его искаженное, с впалыми
глазами, лицо, и его искривленную улыбку, которою он как бы говорил: "А!..
За меня бог не даст счастья твоему сыну!" Слезы текли, и холод пробегал по
нервам старика. Более уже тридцати лет прошло после этого события, а между
тем, какое бы горе или счастье ни посещало Вихрова, искаженное лицо солдата
хоть на минуту да промелькнет перед его глазами.
Паша, выйдя из комнат, сел на рундучке крыльца тоже в невеселом
расположении духа. Ему почему-то вдруг припомнился серый весенний день... К
нему в горницу прибегает дворовый мальчишка Титка. "Барчик, у нас в борозде
под садом заяц сидит! - говорит он взволнованным голосом. - Пойдемте его
ловить!.." - "Пойдем!" - говорил Павел, и оба они побежали. "Куцка! Куцка!"
- кричит Титка, и Куцка, - действительно куцая, дворовая собака, -
соскакивает как бешеная с сеновала, где она спала, и бежит за ними... "Заяц,
заяц!" - кричит, как бы толкуя ей, Титка... Из борозды в самом деле
выскакивает заяц... Куцка ударяется за ним, а за Куцкой Павел и Титка. Павел
только видел, что заяц махнул в гумно; Куцка за ним; Павел и Титка,
перескочив огород, тоже бегут в гумно. Заяц опять повернул в поле; Куцка
немного позавязнул в огороде, проскакивая в него; заяц, между тем, далеко от
него ушел; но ему наперерез, точно из-под земли, выросла другая дворовая
собака - Белка - и начала его настигать... Заяц убежал в лес, Белка за ним,
а за ними и Куцка... Павел и Титка долго еще стояли в поле и поджидали, не
выбегут ли они из лесу; но они не выбегали. Павел, с загрязненными ногами,
весь в поту и с недовольным лицом, пошел домой... Титка, тоже сконфуженный,
бежал около него. "А дядя Кирьян прошлой весной так трех зайцев затравил!" -
рассказывал он. - "Поди, какое счастье!" - говорил Павел. - "Что, батюшка,
не поймал зайчика?" - сказала встретившаяся им дворовая баба и зачем-то
поцеловала у Павла руку. - "Не поймал!" - отвечал он и ей с грустью... От
этих мыслей Паша, взглянув на красный двор, перешел к другим: сколько раз он
по нему бегал, сидя на палочке верхом, и крепко-крепко тянул веревочку,
которою, как бы уздою, была взнуздана палочка, и воображал, что это лошадь
под ним бесится и разбивает его... Теперь, впрочем, Павел давно уже ездит не
на палочках, а на лошадях настоящих и довольно бойких, и до страсти любит
это!.. Главное удовольствие при этом доставляли ему опасность и могущество
власти над лошадью. Он один-одинехонек уезжал верст за семь через довольно
большой лес; кругом тишина, ни души человеческой, и только что-то
поскрипывает и потрескивает по сторонам. Лошадь идет, навострив уши,
вздрагивая и как бы прислушиваясь к чему-то. Но вот огромная глинистая гора;
Павел слегка только придерживает поводья. Лошадь осторожнейшим образом
сходит с горы, немного приседая назад и скользя копытами по глине; Павел
убежден, что это он ее так выездил. За горой надобно проехать через довольно