"Алексей Феофилактович Писемский. Масоны" - читать интересную книгу автора

и еще паче того следует делать и в лета позднейшие, ибо о прежних наших
действиях мы можем судить правильнее, чем о настоящих: за сегодняшний
поступок наш часто заступается в нас та страсть, которая заставила нас
проступиться, и наш разум, который согласился на то!.. Следуя сему правилу и
углубляясь ежедневно в самые затаенные изгибы моего сердца, я усматриваю
ясно, что, по воле провидения, получил вместе с греховной природой человека
- страсть Аббадоны - гордость! Во всех действиях моих я мню, что буду иметь
в них успех, что все они будут на благо мне и ближним, и токмо милосердный
бог, не хотящий меня покинуть, нередко ниспосылает мне уроки смирения и сим
лишь хоть на время исцеляет мою бедствующую и худую душу от злейшего недуга
ее..."

Марфин так расписался, что, вероятно, скоро бы кончил и все письмо; но
к нему в нумер вошел Ченцов. Егор Егорыч едва успел повернуть почтовый лист
вверх ненаписанной стороной. Лицо Ченцова имело насмешливое выражение.
Вначале, впрочем, он довольно ласково поздоровался с дядей и сел.
- Хочешь чаю? - спросил его тот.
- А вам не жаль его будет? - спросил Ченцов.
Марфин с удивлением взглянул на него.
- Вы вчера пожалели же вашей лошади больше, чем меня, - проговорил
Ченцов.
Марфин покраснел.
- У меня сани узки, - пробормотал он.
- Ну, полноте на сани сворачивать, - пожалели каурого!.. - подхватил
Ченцов. - А это что такое? - воскликнул он потом, увидав на столе белые
перчатки. - Это с дамской ручки?.. Вы, должно быть, даму какую-нибудь с бала
увезли!.. Я бы подумал, что Клавскую, да ту сенатор еще раньше вашего
похитил.
Марфин поспешно взял белые перчатки, а также и масонские знаки и все
это положил в ящик стола.
- Да уж не скроете!.. Теперь я видел, и если не расскажу об этом всему
городу, не я буду! - продолжал Ченцов.
- Всему миру можешь рассказывать, всему! - сказал ему с сердцем Марфин.
В это время камердинер Егора Егорыча - Антип Ильич, старичок весьма
благообразный, румяненький, чисто выбритый, в белом жабо и в сюртуке хоть
поношенном, но без малейшего пятнышка, вынес гостю чаю. Про Антипа Ильича
все знали, что аккуратности, кротости и богомолья он был примерного и,
состоя тоже вместе с барином в масонстве, носил в оном звание титулярного
члена*. Злившись на дядю, Ченцов не оставил в покое и камердинера его.
______________
* То есть члена, который не в состоянии был платить денежных
повинностей. (Прим. автора.).

- Отче Антипий! - отнесся он к нему. - Правда ли, что вы каждый день
вечером ходите в собор молиться тихвинской божией матери?
- Правда!.. - отвечал на это старик совершенно спокойно.
- И правда ли, что вы ей так молитесь: "Матушка!.. Матушка!..
Богородица!.. Богородица!.." - подтрунивал Ченцов.
- Правда! - отвечал и на это спокойно старик.
- И что будто бы однажды пьяный сторож, который за печкой лежал,