"Элизабет Питерс. Проклятье фараона ("Амелия Пибоди") " - читать интересную книгу автора

устраивать представление. Роза! Где ее черти носят? Чаю хочу!
Роза послушно материализовалась с подносом в руках. Я пригорюнилась,
размышляя о том, во что превратила Эмерсона жизнь в Кенте. Подумать
только - ворчит на погоду и требует чаю! Типичный английский обыватель!
Как только дверь за горничной закрылась, Эмерсон отлепился от камина и
заключил меня в объятия.
Но тут же отстранился и сморщил нос. Я уж было собралась объяснить
происхождение кошмарного запаха, но Эмерсон меня опередил:
- Ты сегодня особенно хороша, Пибоди, - хриплым и низким голосом
протянул он. - Даже в этом своем уродливом туалете. Может, переоденешься? Я
бы тебя проводил и...
- Что это с тобой такое? - успела вставить я перед тем, как Эмерсон...
Неважно, что именно сделал Эмерсон; главное, что говорить он какое-то
время не мог, да и я тоже.
- И вовсе я не хороша, к тому же от меня несет, как от мешка с
протухшими костями. Рамзес опять копался в помойке.
- М-м-м-м... - не слишком вразумительно отозвался Эмерсон. - Милая моя
Пибоди...
Пибоди - это моя девичья фамилия. Наше с Эмерсоном знакомство
проходило не очень гладко, буквально с первой минуты мы начали цапаться. В
знак своей неприязни мой будущий муж звал меня просто по фамилии. Так оно и
пошло. Только теперь обращение стало знаком чего-то совершенно иного.
Нежной памятью о тех дивных временах, когда мы только и делали, что
препирались и насмехались друг над другом.
Я таяла в объятиях мужа, но сердце мое было исполнено грусти.
Неспроста, ох неспроста эта внезапная нежность! И моя внешность тут ни при
чем. Просто амбре от находки Рамзеса вернуло Эмерсона в благословенные дни
нашего романтического знакомства среди нечистот и грязи могильников
Эль-Амарны.
Объятия крепли, грусть растаяла, и я уже готова была согласиться на
предложение Эмерсона скрыться в нашей комнате, но... Но было уже поздно. Мы
слишком долго собирались. Вечерний распорядок дома вступил в свои права, а
нарушать его никому не позволялось. После возвращения Эмерсона нам отводили
порядочное время на общение вдвоем, после чего появлялся Рамзес, чтобы
поздороваться с папочкой и выпить чаю в кругу семьи. В тот день наше чадо
сгорало от желания продемонстрировать трофей, а потому, наверное,
поторопилось с приходом. Во всяком случае, мне так показалось. Да и
Эмерсону тоже. Рука его никак не желала оставлять мою талию, и сына он
приветствовал без обычного энтузиазма.
Тем не менее в гостиной воцарилась семейная идиллия. Я нянчилась с
чайником, а Эмерсон - с Рамзесом и его костью. Оделив мужа чашкой черного
как сургуч - другого он не признает - чаю, я придвинула сыну блюдце с
горкой пирожных и развернула "Таймс". Мужчины забыли про меня, поглощенные
спором о происхождении находки. Кость и впрямь оказалась бедренной (у
Рамзеса прямо-таки сверхъестественное чутье на такие вещи), однако, по
утверждению старшего археолога, принадлежала она лошади. Младший был
категорически против. Отвергнув по здравом размышлении версию вымершего
гиппопотама, Рамзес предложил на выбор две другие - "длакона" и "зылафа".
Против дракона и жирафа возражал Эмерсон.
Краем уха прислушиваясь к научной полемике, я переворачивала страницы,