"Элизабет Питерс. Неугомонная мумия ("Амелия Пибоди") " - читать интересную книгу автора

- Да это же Ситт-Хаким! - воскликнул хозяин лавки, расплываясь в
улыбке. - Жена великого Эмерсона. Большая честь видеть вас у себя дома,
госпожа доктор!
Поскольку мне не хуже Абделя известно, кто я такая, то напрашивался
вывод, что слова предназначались неприятному усатому субъекту. И вряд ли
это было официальное знакомство, поскольку, заслышав мое имя, зловещий усач
исчез, да так внезапно и бесшумно, что даже занавеска за ним не
колыхнулась. Видимо, хозяин не столько представлял меня, сколько
предупреждал посетителя.
Абдель поклонился, точнее, попытался поклониться, но шар согнуть не
так-то легко.
- Добро пожаловать, уважаемая и драгоценная. А этот юный благородный
господин, разве может он быть кем-то иным, кроме как сыном великого
Эмерсона! Какой красавчик, и сколько ума светится в его глазах!
Это было невероятным нарушением этикета: нельзя хвалить ребенка из
опасения накликать завистливых демонов зла. Раз Абдель допустил такую
ошибку, значит, он чем-то сильно взволнован.
Рамсес не сказал ни слова и лишь величаво поклонился в ответ.
- Но давайте же выйдем на воздух, драгоценная Ситт-Хаким, - продолжал
разливаться Абдель, - сядем на эту удобную мастабу, выпьем кофе, и вы
расскажете мне, чем могу вам служить.
Я позволила вывести себя из лавки и усадить на каменную скамейку.
Хозяин присел рядом и хлопнул в ладоши, призывая слугу. Под оранжевым
одеянием он носил длинный халат из полосатого сирийского шелка,
перевязанный поясом, который едва гнулся от обилия жемчуга и золотых нитей.
Абдель не обратил никакого внимания на Рамсеса, который остался внутри
лавки. Нарочито заложив руки за спину, словно демонстрируя послушание,
Рамсес разглядывал выставленные на продажу товары. Я решила его не звать.
Даже если что-нибудь и сломает, ничего страшного - большинство предметов
все равно дешевые подделки.
Некоторое время мы с Абделем пили кофе и обменивались неискренними
комплиментами. Затем хозяин лавки вдруг сказал:
- Надеюсь, вас не оскорбила речь этого ничтожного нищего? Он пытался
кое-что мне продать. Однако у меня возникли подозрения, что эти древности
украдены, а как известно вам и моему великому другу Эмерсону, я не имею дел
с мошенниками.
Я согласно закивала, прекрасно зная, что Абдель бессовестно лжет. А он
знал, что я знаю. Мы разыгрывали освященный временем спектакль, когда обе
стороны клянутся в самых благородных намерениях, а сами вынашивают планы,
как бы поудачнее обмануть другого.
Торговец ласково улыбнулся. Этот толстяк умел хранить невозмутимость,
но я-то прекрасно изучила старого плута - его реплика была не извинением, а
замаскированным вопросом. Он всеми силами стремился выведать, поняла ли я,
о чем они шептались.
Многие профессии, особенно связанные с преступным миром, с годами
обзаводятся собственным языком, и воровской жаргон Лондона семнадцатого
века служит прекрасным тому примером. Абдель и зловещая личность
разговаривали на жаргоне каирских торговцев-ювелиров. В его основе лежит
древнееврейский язык, который я учила вместе со своим покойным
отцом-историком. Вообще-то они говорили очень быстро и очень тихо, поэтому