"А.Пятигорский. Вспомнишь странного человека." - читать интересную книгу автора

прошлого, но замечалось в настоящем и
предназначалось для возможного
употребления в будущем.
Луи Пауэлл

Это - для самого себя. Чтобы избавиться от
ассоциаций. От связей с ситуациями, которых не переживал,
с эпизодами, свидетелем которых не был.
Елена Константиновна Нейбауэр была товаркой моей
старшей тетки Эсфири Григорьевны по Бестужевским
курсам. Она увлекалась антропософией, была горячей
почитательницей Рильке, страстной поклонницей Скрябина
и приятельницей Андрея Белого. Она прожила революцию,
"малые" чистки двадцатых и великие тридцатых, имея обо
всем примерно такое же представление, как я сейчас о
Рильке, Скрябине и Белом. В конце войны, кажется в январе
1945-го, она явилась к моей тетке с просьбой вернуть ей
взятую за десять лет до того книгу Анатоля Франса "Под
вязами" (в промежутке между двумя этими датами она
пребывала в относительно мягкой ссылке в Кунгуре, что
спасло ее от лагерей 37 - 38-го и высылки лиц немецкого
происхождения 41-го). Тетка не приняла ее, если таковое
выражение вообще возможно, когда речь идет о "квартире",
отгороженной фанерной перегородкой от КВАРТИРЫ с
проживающими там тридцатью шестью лицами, одной
уборной и двумя умывальниками. Проклятый холодный ад!
Место, где люди три битых года спали не раздеваясь. Тетка
сама мне рассказала об этом "крайне несвоевременном,
прямо-таки досадном" посещении Елены Константиновны и
добавила, что та считалась в 20-х лучшей наездницей (о
ангелы небесные!) Москвы, - "вот и доскакалась со своей
антропософией!"
Ранней весной 1945-го я ехал на подмосковной
электричке и услышал позади себя разговор. Обрывок
истории, рассказанный очень высоким мужским голосом,
почти фальцетом: "Чудо, но дача оставалась нашей до осени
41-го, когда там устроили пункт противовоздушной
обороны". Затем, отвечая на невнятный женский голос:
"Кто - он? Никогда! Да нет, я никого из них не видел, по
крайней мере, с 21-го... Нет, нет, послушай, меня тогда отец
отвез к ним на дачу. Летом 11-го. Я был страстно влюблен в
кузину Аленушку... ну, разумеется, ты и не могла о ней
слышать. Дядя Вадя имел обыкновение наезжать по
субботам. Я помню, как все с нетерпением ждали его - он
никогда не являлся без подарков. Мы с ней стояли у
калитки, на ней был венок из ромашек, и всякий раз, когда
она очаровательно встряхивала своей головкой, лепестки
осыпались, и я на коленях подбирал их и клал себе на грудь,
под рубашку... Ну да, я тогда его в первый раз и увидел. Он
поцеловал Аленушку, потрепал меня по щеке, положил на