"Александр Пятигорский. Конец ученичества (Рассказы и сны)" - читать интересную книгу автора

ли?
Мне становилось тяжело говорить по-испански. Я забыл, как на нем будет
"Я тебя люблю", но тут же вспомнил: te quiero .
Даниил Абрамович поднялся, и я заметил, что лампа на столе едва горит.
"Мы несем большую ответственность перед господином Эндерби, - сказал он. -
Взять хотя бы ваши неуклюжие попытки говорить по-испански! Вы хотите
казаться полиглотом, не так ли? Но это только еще раз показывает вашу
глубокую неудовлетворенность вашим эго. В то же время я не могу не отметить,
что сам факт этих попыток показывает и нечто другое - то, что плевать вам на
то, что они неуклюжие, и на то, какое впечатление это может произвести на
окружающих. Таким образом достигается известный баланс между комплексом
сексуальной неполноценности и комплексом, который я окрестил, ибо это я его
открыл, комплексом сексуальной дерзости, complex of audacity (он произнес
термин по-английски). Вместе с тем объективность заставляет меня признать,
что ваше объяснение сингармонизма в древнетюркском языке было блестящим. И
все же, - тут я заметил, что он курит, и мне безумно захотелось курить, - и
все же я бы очень вам советовал отложить сегодняшнюю встречу с господином
Эндерби на пару дней, чтобы должным образом к ней подготовиться путем
воздержания от сигарет, водки и половых сношений".
Я сбегал по лестнице, подтягивая спадающие брюки и расталкивая
знакомых, когда наткнулся на Сигрид. Она обняла меня за талию и сказала, что
брюки необходимо зашпилить с боков английскими булавками, и тут же начала
это делать. Я испугался, что она пришпилит мой член, и попросил ее быть
осторожнее, добавив, что Даниил Абрамович, безусловно, отнес бы мою боязнь
за счет комплекса кастрации, хотя кому понравится, если его будут иголкой
туда колоть, комплекс или не комплекс? Но она поцеловала меня в лоб и
сказала, что теперь все в порядке с брюками и я могу идти к своей Элизабет,
если, конечно, с ней еще вижусь. "Да, мы изредка видимся, но эта связь уже
никогда меня не свяжет". - "Да ведь это ты сам вечно себя связываешь,
переходя от одной связи к другой".
Было грустно, невыразимо грустно. Я знал, что никуда не смогу
возвратиться. Я не хочу на тот свет, если привратником там будет Даниил
Абрамович. "Даниил сегодня будет у меня ночевать, - сказала Сигрид, - но ты
не думай, наши отношения остаются чисто дружескими. Говорят, что в кабинете
министров обсуждается его представление к государственной награде. Не
исключено даже, что он будет баронетом, как один из самых выдающихся
психотерапевтов Великобритании". Мне было совсем не до смеха. Какого дьявола
она, девочка из хорошей англо-ирландской семьи, вечно якшается с этими
вонючими русско-еврейскими знаменитостями, то у нее был Беба-фельетонист,
видите ли, то теперь этот психоаналитический недоносок... Но как умерить
тоску?
Со страшным трудом я опять взбирался по лестнице на свой этаж, чтобы
ожидать прихода мистера Эндерби, - Сигрид не хотела, чтобы я поднимался на
лифте. Я потерял счет этажам, как вдруг оказался на маленькой лестничной
площадке, где в глубоком кресле сидел за большим письменным столом мой
старый друг, лингвист и археолог Всеволод Сергеевич. Чтобы как-то начать
беседу, я стал его уверять, что могу достать в Лондоне любую книгу, все
нужные ему книги. Он посмотрел внимательно на меня: "Но мы - не в
Лондоне". - "А где же мы тогда?" - "В вашем вопросе есть что-то глубоко
некрасивое. Может быть, вы и правы, в конце концов, спрашивая, где мы, но