"Уильям Плоумер. Сын королевы Виктории " - читать интересную книгу автора

Фрэнт всегда хорошо выполнял свою работу, и, так как он держался
независимо, Мак-Гэвины уважали его и даже немного побаивались. Они не стали
с ним спорить, только пошептались немного меж собой. И вот в сочельник
свежевымытый форд, фыркая, снялся с места и исчез, оставив за собой зловоние
и голубоватые клубы дыма. Впрочем, и они вскоре рассеялись. Мак-Гэвины
уехали, и Фрэнт вздохнул с облегчением. Какое блаженство избавиться от этих
надоевших ему резких голосов, от этих лиц, угрюмого красного и
желтовато-серого, словно из теста, на которые он уже не мог смотреть без
раздражения! Какое блаженство иметь возможность видеть и слышать всё, что
творится вокруг! В отличие от большинства белых, живущих в окружении
туземцев, у Фрэнта не было ни ружья, ни спиртного. Он не чувствовал в них
нужды. Первый раз в жизни ему предстояло провести рождество в одиночестве.
Не будет ни обмена подарками, ни обжорства, ни искусственного веселья, ни
высокомерных родственников. Его время на этот раз принадлежало ему самому.

8

В рождественское утро Фрэнт стоял на веранде, широко раскинув руки; он
был полон предвкушением того, что его ожидало. Пошарив в кармане в поисках
сигареты и не найдя ни одной, он взял ключи и направился в лавку за новой
пачкой. Жара в этом помещении, наглухо запертом по случаю праздников, стояла
невыносимая. Было сияющее утро, и солнце, раскалив железную крышу,
превратило внутренность дома в печь. Фрэнт нашел сигареты и, выходя, окинул
взглядом место, где проходили его дни. Его всего передернуло, он вышел и
запер за собой дверь. Наслаждаясь сигаретой, и солнцем, и тенью, и
возможностью не видеть их лиц, не слышать их голосов, он пошел по тропинке,
ведущей к лесу, через запущенный сад, разбитый на месте первого поселения.
Там еще сохранился фундамент прежнего дома, но сам сад превратился в
сплошные дебри. Всё же более сильные культуры выжили, и некоторые из них еще
сопротивлялись лесным пришельцам, которые стремились их вытеснить. Заросли
дикого можжевельника и барбариса стояли грозной стеной, сквозь которую
невозможно было пробраться: туземцы считали, что там водятся злые духи.
Змеиные яблони, эти злобные деревья, где каждый росток - шип, каждый плод -
уродливая луковица, наполненная сухой ядовитой пылью, простирали свои
колючие ветви над рассыпающейся кирпичной кладкой. Буйно разросшиеся мимозы
раскололи крепкими корнями землю там, где когда-то была дорожка, и каждое
лето месяц за месяцем всё выше к небу вытягивали гладкие стволы и перистую
листву. Уцелевшая здесь одинокая юкка выпустила единственный побег, густо
увешанный белыми колокольчиками, которые качались под горным ветром, словно
бумажные. Усики ююбы там и сям украсились клейкими алыми цветочками, и
страстоцвет висел в самых неожиданных местах - в траве или высоко в воздухе,
среди можжевельника, рядом с овальной зубчатой гранадиллой, от которой его
скоро нельзя будет отличить.
Миновав сад, Фрэнт пошел по тропинке к лесу. С трудом продираясь сквозь
молодые поросли, раздвигая лианы, разрывая паутину, такую плотную, что
слышно было, как она рвется, проваливаясь по щиколотку в гниющую листву,
исцарапанный колючками, он добрался до прогалины, где бывал и раньше, в дни
печали. Посреди прогалины протекал неглубокий чистый ручей с песчаным дном;
огромные деревья укрывали его от жаркого солнца.
Здесь, как это бывало и раньше, Фрэнт бросился на грудь земли, отдав