"Плутарх. Пелопид и Марцелл " - читать интересную книгу автора

выигрывая все битвы, на которые отваживался враг.
Случилось однажды, что в плен к римлянам попал спартанец Дамипп,
плывший из Сиракуз; сиракузяне хотели его выкупить, и в ходе переговоров,
потребовавших частых встреч, Марцелл обратил внимание на одну башню,
охранявшуюся недостаточно бдительно и способную незаметно укрыть несколько
человек, так как подле нее нетрудно было взобраться на стену. Поскольку
переговоры велись невдалеке от башни, удалось достаточно точно определить ее
высоту, и вот, приготовив лестницу и дождавшись дня, в который сиракузяне,
справляя праздник Дианы, предавались пьянству и развлечениям, Марцелл
незаметно для неприятеля не только овладел башней, но еще до рассвета
заполнил своими воинами всю стену по обе стороны от нее и пробился сквозь
Гексапилы {16}. Когда же сиракузяне наконец заметили врага и среди них
поднялась тревога, он приказал повсюду трубить в трубы и этим обратил
противника в беспорядочное бегство: осажденные в ужасе решили, что весь
город уже в руках римлян. Но они еще владели самым красивым, обширным и
лучше других укрепленным кварталом - Ахрадиной, потому что этот квартал был
обнесен особою стеной, примыкавшей к стенам внешней части города (одна часть
его называлась Неаполь, другая - Тихэ).
19. С рассветом Марцелл, сопровождаемый поздравлениями своих военных
трибунов, через Гексапилы спустился в город. Говорят, что, глядя сверху на
Сиракузы и видя их красоту и величие, он долго плакал, сострадая грядущей их
судьбе: он думал о том, как неузнаваемо неприятельский грабеж изменит вскоре
их облик. Ведь не было ни одного начальника, который бы осмелился возразить
солдатам, требовавшим отдать им город на разграбление, а многие и сами
приказывали жечь и разрушать все подряд. Но такие речи Марцелл решительно
пресек и лишь с великою неохотой дал разрешение своим людям поживиться
имуществом и рабами сиракузян, свободных же не велел трогать и пальцем - ни
убивать их, ни бесчестить, ни обращать в рабство. И все же, обнаружив,
казалось бы, такую умеренность, он считал судьбу города жалкой и плачевной и
даже в этот миг великой радости не смог скрыть своей скорби и сострадания,
предвидя, что в скором времени весь этот блеск и процветание исчезнут без
следа. Говорят, что в Сиракузах добычи набралось не меньше, чем впоследствии
после разрушения Карфагена, ибо солдаты настояли на том, чтобы и оставшаяся
часть города, которая вскоре пала по вине изменников, была разграблена, и
лишь богатства царской сокровищницы поступили в казну.
Но более всего огорчила Марцелла гибель Архимеда. В тот час Архимед
внимательно разглядывал какой-то чертеж и, душою и взором погруженный в
созерцание, не заметил ни вторжения римлян, ни захвата города: когда вдруг
перед ним вырос какой-то воин и объявил ему, что его зовет Марцелл, Архимед
отказался следовать за ним до тех пор, пока не доведет до конца задачу и не
отыщет доказательства. Воин рассердился и, выхватив меч, убил его. Другие
рассказывают, что на него сразу бросился римлянин с мечом, Архимед же, видя,
что тот хочет лишить его жизни, молил немного подождать, чтобы не пришлось
бросить поставленный вопрос неразрешенным и неисследованным; но римлянин
убил его, не обратив ни малейшего внимания на эти просьбы. Есть еще третий
рассказ о смерти Архимеда: будто он нес к Марцеллу свои математические
приборы - солнечные часы, шары, угольники, - с помощью которых измерял
величину солнца, а встретившиеся ему солдаты решили, что в ларце у него
золото, и умертвили его. Как бы это ни произошло на самом деле, все согласны
в том, что Марцелл был очень опечален, от убийцы с омерзением отвернулся как