"Плутарх. Аристид и Марк Катон " - читать интересную книгу автора

остракизм перестал применяться. Последним из подвергшихся ему был Гипербол,
изгнанный, как рассказывают, по следующей причине. Алкивиад и Никий,
наиболее влиятельные в Афинах мужи, беспрерывно враждовали. Народ
намеревался устроить суд черепков, и было ясно, что одному из них придется
покинуть город; тогда противники сговорились, объединили своих сторонников
воедино и повели дело так, что в изгнание отправился Гипербол. Возмущенный
тем, что остракизм сделался предметом издевательства и поношения, народ
упразднил его навсегда.
Обыкновенно суд происходил так. Каждый, взяв черепок, писал на нем имя
гражданина, которого считал нужным изгнать из Афин, а затем нес к
определенному месту на площади, обнесенному со всех сторон оградой. Сначала
архонты подсчитывали, сколько всего набралось черепков: если их было меньше
шести тысяч, остракизм признавали несостоявшимся. Затем все имена
раскладывались порознь, и тот, чье имя повторялось наибольшее число раз,
объявлялся изгнанным на десять лет без конфискации имущества.
Рассказывают, что когда надписывали черепки, какой-то неграмотный,
неотесанный крестьянин протянул Аристиду - первому, кто попался ему
навстречу, - черепок и попросил написать имя Аристида. Тот удивился и
спросил, не обидел ли его каким-нибудь образом Аристид. "Нет, - ответил
крестьянин, - я даже не знаю этого человека, но мне надоело слышать на
каждом шагу "Справедливый" да "Справедливый"!.." Аристид ничего не ответил,
написал свое имя и вернул черепок. Уже покидая город, он воздел руки к небу
и произнес молитву, противоположную той, с какою некогда обращался к богам
Ахилл {12}: он молился, чтобы никогда не пришел для афинян тяжелый час,
который заставил бы их вспомнить об Аристиде.
8. Спустя три года, когда Ксеркс через Фессалию и Беотию вел свое
войско на Аттику, закон об изгнании был отменен, и изгнанники получили право
вернуться. При этом более всего опасались, как бы Аристид, сам перейдя к
врагам, не совратил своим примером многих сограждан и не переманил их на
сторону персов, но неверно судили о нем афиняне: еще до упомянутого выше
постановления он неустанно призывал греков защищать свободу, а после него и
словом и делом всячески поддерживал Фемистокла, избранного стратегом с
неограниченными полномочиями, ради общего блага прославляя до небес злейшего
своего врага. Когда Эврибиад со своими приверженцами решил оставить Саламин,
а персидские триеры ночью вышли в море и, наглухо заперев пролив, овладели
островами, причем никто из греков об этом не знал, Аристид, не думая об
опасности, прорвался сквозь строй вражеских судов, пришел среди ночи к
палатке Фемистокла и, вызвав его, сказал так: "Если в нас есть хоть капля
здравого смысла, Фемистокл, мы оставим пустые, недостойные мужей раздоры и
вступим в благотворное и прекрасное соперничество, направленное к спасению
Греции, ты - повелевая и командуя войсками, я - повинуясь и служа тебе
советом; ведь мне известно, что в нынешних обстоятельствах только ты нашел
единственно правильное решение и требовал как можно скорее дать морское
сражение в этом узком проходе. И можно подумать, будто сами враги решили
тебе помочь, поскольку союзники с тобою не соглашаются: все море кругом, и
даже позади нас, усеяно вражескими судами, так что волей-неволей нам
придется показать себя доблестными бойцами - путь к отступлению отрезан". На
это Фемистокл сказал: "Мне бы, разумеется, не хотелось, Аристид, остаться
позади тебя в таком деле; ты положил прекрасное начало - я принимаю вызов и
постараюсь превзойти тебя, когда начнется битва". Вслед за тем он открыл