"Плутарх. Никий и Красс " - читать интересную книгу автора

немногие сохранили свое оружие.
22. Никий, предвидевший этот удар, винил Демосфена в опрометчивости, а
тот, кое-как оправдавшись, советовал как можно скорее плыть на родину. Ведь
нового подкрепления им уже не получить, говорил он, а имеющихся сил
недостаточно для победы над врагами; даже и в случае победы им следовало бы
уехать, бежать из этой местности, всегда опасной и нездоровой, а теперь, в
это время года, как они видят, просто губительной (как раз начиналась осень,
и уже многие в войске недомогали, а приуныли все). Никий с тяжелым сердцем
слушал слова о бегстве и отплытии - и не потому, что не страшился сиракузян,
а потому, что еще больший страх внушали ему афиняне, их суды и доносы. Он
возражал, что не ждет здесь никакой беды, а если бы она и случилась, то
легче умереть от руки врагов, чем сограждан. Мысль эта противоположна тому,
что позднее сказал своим согражданам Леонт Византийский: "Мне приятнее
принять смерть от ваших рук, чем разделить ее с вами". О том, в какое место
перенести лагерь, Никий обещал подумать на досуге. Выслушав его возражения,
Демосфен, первый план которого так позорно провалился, не стал настаивать,
остальные же, уверенные, что Никий выжидает, полагаясь на своих сторонников
в Сиракузах, и поэтому противится отплытию, приняли его сторону. Однако,
когда к сиракузянам прибыло подкрепление, в то время как среди афинян все
росло число больных, Никий тоже решился отступать и приказал солдатам
готовиться к отплытию.
23. Все приготовления были окончены, а враги, ни о чем не
подозревавшие, не выставили никакого караула, но вдруг случалось лунное
затмение {33}, вселившее великий страх в Никия и в остальных, - во всех, кто
по своему невежеству или суеверию привык с трепетом взирать на подобные
явления. Что солнце может иногда затмиться в тридцатый день месяца и что
затмевает его луна, - это было уже понятно и толпе. Но трудно было постичь,
с чем встречается сама луна и отчего в полнолуние она вдруг теряет свой
блеск и меняет цвет. В этом видели нечто сверхъестественное, некое
божественное знамение, возвещающее великие бедствия. Первым, кто создал
чрезвычайно ясное и смелое учение о луне, об ее сиянии и затмениях, был
Анаксагор, но и сам он не принадлежал к числу древних писателей, и сочинение
его еще не было широко известно, но считалось не подлежащим огласке и лишь
тайно, с осторожностью передавалось из рук в руки отдельными лицами. В те
времена не терпели естествоиспытателей и любителей потолковать о делах
заоблачных - так называемых метеоролесхов [meteoroleschai]. В них видели
людей, которые унижают божественное начало, сводят его к слепым неразумным
причинам, к неизъяснимым силам, к неизбежной последовательности событий. И
Протагор был изгнан, и Анаксагора Периклу едва удалось освободить из
темницы, и Сократ, непричастный ни в коей мере ни к чему подобному, все-таки
погиб из-за философии. В дальнейшем Платон, прославившись и самою своею
жизнью, и тем, что естественную необходимость он поставил ниже божественных
и более важных начал, рассеял ложное мнение о такого рода сочинениях и
сделал эти науки достоянием всех. Так, например, его друга Диона не смутило
наступление лунного затмения в тот момент, когда он собирался сняться с
якоря в Закинфе и плыть против Дионисия: он вышел в открытое море и,
достигнув Сиракуз, низложил тиранна {34}.
По несчастливому стечению обстоятельств подле Никия тогда не было
толкового прорицателя, так как незадолго до того умер его близкий товарищ
Стилбид, избавлявший Никия от многих суеверных страхов. По словам Филохора,