"Плутарх. Фокион и Катон " - читать интересную книгу автора

войсками, - Фокион желал усвоить сам и возродить к жизни обычаи и правила
Перикла, Аристида, Солона, считая их совершенными, поскольку этими правилами
охватывались обе стороны государственной жизни. К каждому из этих трех мужей
казались приложимы слова Архилоха:

Был он воином храбрым, служителем бога Ареса,
Муз прелестнейших дар тоже был ведом ему.

Вдобавок он помнил, что сама Афина - богиня и войны, и гражданского
устройства, такова она по своей божественной сути, так именуется {9} и среди
людей.
8. Усвоив эти убеждения, он постоянно, если стоял у власти, стремился
направлять государство к миру и покою, но, наряду с тем, исполнял
обязанности стратега чаще, чем любой из его современников и даже
предшественников, - никогда не домогаясь и не ища высокого назначения, но и
не отказываясь, не отнекиваясь, если государство его призывало. Все писатели
согласно сообщают, что он занимал должность стратега сорок пять раз, причем
сам на выборы не являлся ни разу, но всегда за ним посылали. Люди неразумные
и недальновидные не могли надивиться поведению народа: Фокион беспрерывно
перечил афинянам, никогда ни в чем не угождал им ни словом, ни делом, а
они - по примеру царей, которые не должны преклонять слух к речам льстецов
раньше, чем вымоют после трапезы руки {10}, - пользовались услугами веселых
и блещущих остроумием искателей народной благосклонности лишь для забавы, к
власти же, рассуждая трезво и здраво, призывали самого строгого и разумного
из граждан, а именно того, кто один (или, по крайней мере, упорнее всех
других) противостоял их желаниям и склонностям. Однажды, когда был оглашен
привезенный из Дельф оракул, где говорилось, что все афиняне единодушны, но
один человек мыслит несогласно с целым городом, выступил Фокион и просил
афинян не тревожить себя поисками, ибо человек этот - он: ведь ему одному не
по душе все их начинания. В другой раз он излагал перед народом какое-то
свое суждение и был выслушан внимательно и благосклонно. Тогда, видя, что
все одобряют его речь, он обернулся к друзьям и спросил: "Уж не сказал ли я
ненароком что-нибудь неуместное?"
9. Афиняне собирали добровольные взносы на какое-то жертвоприношение, и
все прочие давали, а Фокион в ответ на неоднократные призывы сделать
пожертвование ответил: "Просите вон у тех богачей, а мне стыдно дать вам
хотя бы медяк, не рассчитавшись сперва вот с ним", - и он указал на своего
заимодавца Калликла. Сборщики, однако, продолжали кричать и наседать на
него, и тогда он рассказал им такую притчу {11}: "Трус отправился на войну,
но, услышав карканье воронов, остановился и положил оружие. Потом снова
поднял его и продолжал путь, но вороны снова закаркали, и он опять
остановился. В конце концов он воскликнул: "Кричите себе, сколько влезет, -
меня вы все равно не съедите!"" Как-то раз афиняне хотели, чтобы Фокион вел
их на врага, а тот не соглашался, и они обзывали его трусом и бабой. "Ни вам
не внушить мне отваги, ни мне вам - робости, - заметил Фокион. - Слишком
хорошо мы знакомы друг с другом". В другой раз народ, до крайности
ожесточенный против Фокиона, требовал у него, несмотря на тревожные
обстоятельства, денежного отчета в его действиях на посту стратега, и он
сказал: "Чудаки, подумайте-ка лучше о собственном спасении!" Однажды во
время военных действий афиняне вели себя недостойно, малодушно, а после