"Плутарх. Деметрий и Антоний " - читать интересную книгу автора

Когда римляне спускались с какой-то крутой высоты, парфяне ударили на них и
разили стрелами, меж тем как они медленно сходили вниз, но затем вперед
выдвинулись щитоносцы, приняли легковооруженных под свою защиту, а сами
опустились на одно колено и выставили щиты. Находившиеся во втором ряду
своими щитами прикрыли их сверху, подобным же образом поступили и воины в
следующих рядах. Это построение, схожее с черепичной кровлей {33},
напоминает отчасти театральное зрелище, но служит надежнейшею защитой от
стрел, которые соскальзывают с поверхности щитов. Видя, что неприятель
преклоняет колено, парфяне сочли это знаком усталости и изнеможения,
отложили луки, взялись за копья и подъехали почти вплотную, но тут римляне,
издав боевой клич, внезапно вскочили на ноги и, действуя метательным копьем
словно пикой, передних уложили на месте, а всех прочих обратили в бегство.
То же повторялось и в следующие дни, зато переходы стали гораздо
короче, и начался голод: непрерывные столкновения с противником мешали
добывать продовольствие, а, с другой стороны, не хватало орудий для помола -
большую часть их бросили, ибо множество вьючных животных пало, остальные же
везли больных и раненых. Говорят, что за один аттический хеник пшеницы
давали пятьдесят драхм, а ячменный хлеб был на вес серебра. Воины искали
трав и кореньев, но знакомых почти не находили и, поневоле пробуя
незнакомые, натолкнулись на какую-то травку, вызывающую сперва безумие, а
затем и смерть. Всякий, кто ел ее, забывал обо всем на свете, терял рассудок
и только переворачивал каждый камень, который попадался ему на глаза, словно
бы исполняя задачу величайшей важности. Равнина чернела людьми, которые,
склонясь к земле, выкапывали камни и перетаскивали их с места на место.
Потом их начинало рвать желчью, и они умирали, потому что единственного
противоядия - вина - не осталось ни капли. Римляне погибали без числа, а
парфяне все шли за ними следом; и рассказывают, что у Антония неоднократно
срывалось с уст: "О, десять тысяч!" - это он дивился Ксенофонту и его
товарищам {34}, которые, отступая из Вавилонии, проделали путь, еще более
долгий, бились с неприятелем, превосходившим их силою во много раз, и,
однако, спаслись.
46. Итак, парфяне оказались не в силах ни рассеять войско римлян, ни
хотя бы расстроить его боевой порядок, сами же не раз терпели поражение в
боях и обращались в бегство, а потому снова стали приближаться с мирными
речами к тем, кто выходил на поиски хлеба или корма для скота, и, показывая
луки со спущенными тетивами, говорили, что сами они возвращаются и на этом
кладут конец своей мести, но что небольшой отряд мидян будет провожать
римлян еще два или три дня - не с враждебными намерениями, но единственно
для защиты отдаленных деревень. К таким речам присоединялись ласковые
приветствия и заверения в дружеских чувствах, так что римляне снова осмелели
и Антоний задумал спуститься ближе к равнине, потому что путь через горы,
как все говорили, был до крайности беден водою. Он уже готов был исполнить
задуманное, когда к лагерю с неприятельской стороны прискакал какой-то
человек по имени Митридат; это был двоюродный брат того Монеса, который
пользовался гостеприимством Антония и получил от него в дар три города. Он
просил, чтобы к нему вышел кто-нибудь, знающий по-парфянски или по-сирийски.
Вышел Александр из Антиохии, близкий друг Антония, и парфянин, назвавши себя
и объяснив, что благодарностью за этот его приезд римляне обязаны Монесу,
спросил Александра, видит ли он высокую цепь холмов вдалеке. Александр
отвечал, что видит, и Митридат продолжал: "За этими холмами вас поджидает