"Эдгар Аллан По. Вильям Вильсон" - читать интересную книгу автора

моему взору,- всего лишь следствие привычных упражнений в язвительном
подражании? Охваченный ужасом, я с трепетом погасил лампу, бесшумно
выскользнул из каморки и в тот же час покинул стены старого пансиона,
чтобы уже никогда туда не возвращаться.
После нескольких месяцев, проведенных дома в совершенной праздности,
я был определен в Итон. Короткого этого времени оказалось довольно, чтобы
память о событиях, происшедших в пансионе доктора Брэнсби, потускнела, по
крайней мере, я вспоминал о них с совсем иными чувствами. Все это больше
не казалось таким подлинным и таким трагичным. Я уже способен был
усомниться в свидетельстве своих чувств, да и вспоминал все это не часто,
и всякий раз удивлялся человеческому легковерию, и с улыбкой думал о том,
сколь живое воображение я унаследовал от предков. Характер жизни, которую
я вел в Итоне, нисколько не способствовал тому, чтобы у меня поубавилось
подобного скептицизма. Водоворот безрассудств и легкомысленных
развлечений, в который я кинулся так сразу очертя голову, мгновенно смыл
все, кроме пены последних часов, поглотил все серьезные, устоявшиеся
впечатления, оставил в памяти лишь пустые сумасбродства прежнего моего
существования.
Я не желаю, однако, описывать шаг за шагом прискорбное распутство,
предаваясь которому мы бросали вызов всем законам и ускользали от строгого
ока нашего колледжа. Три года безрассудств протекли без пользы, у меня
лишь укоренились порочные привычки, да я еще как-то вдруг вырос и стал
очень высок ростом; и вот однажды после недели бесшабашного разгула я
пригласил к себе на тайную пирушку небольшую компанию самых беспутных
своих приятелей. Мы собрались поздним вечером, ибо так уж у нас было
заведено, чтобы попойки затягивались до утра. Вино лилось рекой, и в
других, быть может более опасных, соблазнах тоже не было недостатка; так
что, когда на востоке стал пробиваться хмурый рассвет, сумасбродная наша
попойка была еще в самом разгаре. Отчаянно раскрасневшись от карт и вина,
я упрямо провозглашал тост, более обыкновенного богохульный, как вдруг
внимание мое отвлекла порывисто открывшаяся дверь и встревоженный голос
моего слуги. Не входя в комнату, он доложил, что какой-то человек, который
очень торопится, желает говорить со мною в прихожей.
Крайне возбужденный выпитым вином, я скорее обрадовался, нежели
удивился нежданному гостю. Нетвердыми шагами я тотчас вышел в прихожую. В
этом тесном помещении с низким потолком не было лампы; и сейчас сюда не
проникал никакой свет, лишь серый свет утра пробивался чрез полукруглое
окно. Едва переступив порог, я увидел юношу примерно моего роста, в белом
казимировом сюртуке такого же новомодного покроя, что и тот, какой был на
мне. Только это я и заметил в полутьме, но лица гостя разглядеть не мог.
Когда я вошел, он поспешно шагнул мне навстречу, порывисто и нетерпеливо
схватил меня за руку и прошептал мне в самое ухо два слова: "Вильям
Вильсон".
Я мигом отрезвел.
В повадке незнакомца, в том, как задрожал у меня перед глазами его
поднятый палец, было что-то такое, что безмерно меня удивило, но не это
взволновало меня до глубины души. Мрачное предостережение, что таилось в
его своеобразном, тихом, шипящем шепоте, а более всего то, как он произнес
эти несколько простых и знакомых слотов, его тон, самая интонация,
всколыхнувшая в душе моей тысячи бессвязных воспоминаний из давнего