"Эдгар Аллан По. Очки" - читать интересную книгу автора


Надо ли говорить, как я после этого проклинал и господина и слугу, -
но от гнева было мало пользы, а от жалоб - ни малейшего утешения.
Моей последней надеждой оставалась моя врожденная смелость. Она уже
сослужила мне службу, и я решил положиться на нее и далее. К тому же после
обмена письмами что мог я совершить такого, что мадам Лаланд сочла бы за
дерзость? После получения от нее письма я постоянно наблюдал за ее домом и
обнаружил, что она имела обыкновение прогуливаться по вечерам в парке,
куда выходили ее окна, в сопровождении одного лишь негра в ливрее. Здесь,
под роскошными тенистыми купами, в сумерках теплого летного дня я дождался
случая и подошел к ней.
Чтобы ввести в заблуждение сопровождавшего ее слугу, я принял
уверенный вид старого, близкого знакомого. Она сразу поняла это и с
истинно парижским присутствием духа протянула мне в качестве приветствия
обворожительную маленькую ручку. Слуга тотчас же отстал на несколько
шагов, и мы излили наши переполненные сердца в долгой беседе о нашей любви.
Так как мадам Лаланд изъяснялась по-английски еще менее свободно, чем
писала, разговор мог идти только по-французски. На этом сладостном языке,
созданном для любовных признаний, я дал волю своей необузданной
страстности и со всем красноречием, на какое был способен, умолял ее
согласиться на немедленный брак.
Мое нетерпение вызвало у нее улыбку. Она напомнила о светских
приличиях - об этом пугале, которое столь многим преграждает путь к
счастью, пока возможность его не бывает потеряна навеки. Она сказала, что
я весьма неосторожно разгласил среди своих друзей, что ищу знакомства с
нею, показав тем самым, что мы еще не знакомы, и теперь нам не удастся
скрыть, когда именно мы познакомились. Тут она, смущаясь, назвала эту
столь недавнюю дату.
Немедленное венчание было бы неприлично поспешным, неудобным, outre
"Вызывающим (франц.)." Все это она высказала с очаровательной naivete
"Наивностью (франц.)." которая восхитила меня, хотя я с огорчением
сознавал, что она права. Она даже обвинила меня, смеясь, в опрометчивости
и безрассудстве. Она напомнила мне, что я не знаю, кто она, каковы ее
средства, ее семья и положение в обществе. Она со вздохом попросила меня
не спешить и назвала мою любовь ослеплением - вспышкой - минутной
фантазией непрочным созданием скорее воображения, нежели сердца. Пока ома
говорила, блаженные сумерки все более сгущались вокруг нас - и вдруг
нежным пожатием своей волшебной ручки она в один сладостный миг опрокинула
все здание своих доводов. Я отвечал, как умел, - как умеют одни лишь
истинно влюбленные. Я пространно и убедительно говорил о своей любви, о
своей страсти - о ее дивной красоте и о моем безмерном восхищении. В
заключение я энергично указал на опасности, окружающие любовь, - ту
истинную любовь, чей путь никогда не бывает гладким, и вывел отсюда, что
путь этот надлежит по возможности сократить.
Последний мой довод, казалось, несколько поколебал ее суровую
решимость. Она смягчилась; но оставалось еще одно препятствие, о котором,
по ее словам, я должным образом не подумал. Вопрос был щекотливый -
женщине особенно не хотелось бы его касаться; делая это, она пересиливала
себя, но ради меня она готова на любую жертву. Она имела в виду возраст.
Знаю ли я. точно ли я знаю, какая разница в летах пас разделяет? Когда муж