"Эдгар Аллан По. Эссе" - читать интересную книгу автора

это та, которая проясняет смутные, невольные и невыраженные фантазии
людей, заставляет страстно биться их сердца или вызывает к жизни некое
всеобщее чувство или инстинкт, только еще зарождавшиеся, и тем самым
присоединяет к приятному эффекту кажущейся, новизны подлинное
эгоистическое удовольствие. В первом случае (то есть при абсолютной
новизне) интерес читателя возбужден, но он смущен, встревожен и даже
огорчен своей непонятливостью и тем, что сам не напал на эту мысль. Во
втором случае его удовольствие удваивается. Это удовольствие направлено и
внутрь и вовне. Он с радостью ощущает кажущуюся новизну мысли как
подлинную, как возникшую только у автора - а у него самого. Ему кажется,
что только они двое из всех людей так думают. Только они создали это.
Отныне между ними устанавливается связь, которая освещает все дальнейшие
страницы книги.
Существует род сочинений, которые с некоторой натяжкой можно признать
низшей ступенью того, что я назвал истинной оригинальностью. Читая их, вы
не говорите "Как оригинально!" или "Это пришло в голову только мне и
автору"; вы говорите: "Вот нечто очаровательное и совершенно очевидное", а
иногда даже: "Вот мысль, которая, кажется, никогда не являлась мне, но
наверняка - всем остальным людям". Подобные произведения (также высокого
порядка) принято называть "естественными". Они имеют мало внешнего
сходства, но большое внутреннее сродство с истинно оригинальными, если
даже не являются, как я уже сказал, низшей ступенью этих последних. Среди
пишущих на английском языке они лучше всего представлены Аддисоном,
Ирвингом и Готорном. "Непринужденность", которая так часто упоминается в
качестве их характерной черты, принято считать кажущейся и достигаемой
ценою больших трудов. Однако здесь необходима некоторая оговорка.
Натуральный стиль труден только для тех, кто и не должен за него браться,
- для ненатуральных. Он рождается, когда пишут с сознанием или
инстинктивным чувством, что тон, в любой момент и при любой теме, должен
быть тот, каким говорит большинство человечества. Автор, который по
примеру "Североамериканского обозрения" просто всегда спокоен, окажется в
большинстве случаев просто глуп и имеет не больше прав считаться
"непринужденным" или "натуральным", чем щеголь-кокни или Спящая Красавица
из музея восковых фигур.
"Специфичности", или однообразности, или монотонности Готорна
независимо от того, в чем эта специфичность состоит, достаточно, чтобы
лишить его всех шансов на широкое признание. И уж никак нельзя удивляться
отсутствию признания, когда он оказывается однообразен в худшей из всех
возможных областей - в той области, которая всего дальше от Природы, а
следовательно, от ума, чувств и вкусов широкого читателя. Я имею в виду
аллегоричность, которая доминирует в большинство его сочинений и в
какой-то степени присутствует во всех.
В защиту аллегории (как бы и в каких бы целях к ней ни прибегали) едва
ли можно сказать разумное слово. Она в лучшем случае обращается к фантазии
- то есть к нашей способности согласовывать самые не подходящие друг к
другу вещи, реальные и нереальные, не более связанные, чем нечто и ничто,
гораздо менее родственные, чем предмет и его тень. Самое сильное чувство,
вызываемое у нас удачнейшей из аллегорий как таковой, - это весьма слабое
удовлетворение находчивостью автора, преодолевшего трудность, хотя мы
предпочли бы, чтобы он вообще за это не брался. Ошибочную мысль, будто