"Эдгар Аллан По. Эссе" - читать интересную книгу автора

по крайней мере, вескими основаниями предполагать, что она была задумана
как цикл лирических стихотворений; но, допуская замысел эпоса, мы можем
только сказать, что поэма зиждется на несовершенном представлении об
искусстве. Современный эпос, написанный в духе ложно представляемых
древних образцов, - плод опрометчивого и слепого подражания. Но время
таких художественных аномалий миновало. Если когда-либо какая-либо очень
большая поэма и вправду пользовалась популярностью - в чем сомневаюсь, -
то, по крайней мере, ясно, что никакая очень большая поэма никогда более
популярна не будет.
Суждение о том, что величина произведения, ceteris paribus, может
служить мерилом его оценки, будучи сформулировано подобным образом,
несомненно, покажется в достаточной мере нелепым; но суждением этим мы
обязаны нашим толстым журналам. Право же, в одном лишь абстрактно
рассматриваемом количестве, насколько это касается книг, нет ничего
достойного похвал, столь постоянно расточаемых этими суровыми изданиями!
Да, гора в самом деле одними лишь своими пространственными размерами
внушает нам чувство возвышенного; но никто не получит подобного
впечатления даже от непомерного объема "Колумбиады". Пока что журнальные
рецензенты не требовали оценивать Ламартина в кубических футах, а Поллока
- в фунтах; ко что еще можем мы вывести из их постоянных
разглагольствований о "длительном усилии"? Ежели посредством "длительного
усилия" какой-нибудь господинчик и разрешится эпической поэмой, от всей
души похвалим его за усилия, ежели за это стоит хвалить; но давайте
воздержимся от похвал его поэме только ради этих самых усилий. Можно
надеяться, что в будущем здравый смысл столь возрастет, что о произведении
искусства станут судить по впечатлению, им производимому, по эффекту, им
достигаемому, а не по времени, потребному для достижения этого эффекта,
или по количеству "длительных усилий", необходимых, дабы произвести это
впечатление. Дело в том, что прилежание - одно, а дар - совсем другое, и
никакие журналы во всем крещеном мире не могут их смешивать. Мало-помалу и
это суждение наряду с другими, утверждаемыми мною, будет принято как
самоочевидное. А пока их обычно осуждают как ложные, что не повредит
существенным образом их истинности.
С другой стороны, ясно, что стихотворение может быть и неуместно
кратким. Чрезмерная краткость вырождается в голый эпиграмматизм. Очень
короткое стихотворение хотя и может быть блестящим или живым, но никогда
не произведет глубокого или длительного впечатления. Печать должна
равномерно вдавливаться в сургуч. Беранже сочинил бесчисленное количество
произведений, острых и затрагивающих душу; но, в общем, их легковесность
помешала им глубоко запечатлеться в общественном мнении, и, как многие
перышки из крыл фантазии, они бесследно унесены ветром.
Пока эпическая мания, пока идея о том, что поэтические победы
неразрывно связаны с многословием, постепенно угасает во мнении публики
благодаря собственной своей нелепости, мы видим, что ее сменяет ересь
слишком явно ложная, чтобы ее можно было долго выносить, но которая за
краткий срок существования, можно сказать, причинила больше вреда нашей
поэзии, нежели все остальные ее враги, вместе взятые. Я разумею ересь,
именуемую "дидактизмом". Принято считать молча и вслух, прямо и косвенно,
что конечная цель всякой поэзии - истина. Каждое стихотворение, как
говорят, должно внедрять в читателя некую мораль, и по морали этой и