"Николай Михайлович Почивалин. Сибирская повесть" - читать интересную книгу автора

свалилась.
- А что такое?
- Из партии меня исключили.

5


Говорит он это так обычно, что я не могу удержать восклицания.
- За что? Максим Петрович?
Он молчит, к чему-то прислушиваясь, потом кивает:
- Пароход снизу идет. Слышишь?
По воде отчетливо доносятся равномерные натруженные шлепки. Тяжело
дышащий за близкой излучиной пароход полностью, кажется, завладел
вниманием Максима Петровича. Обернувшись, он пристально всматривается в
редеющую синеву.
Сначала из-за поворота показывается один только огонек - высокий и
яркий, потом огней сразу прибывает, и кажется, что по черной захлюпавшей
воде движется многоэтажный, по-вечернему освещенный жилой дом. Белая глыба
парохода медленно проплывает мимо, какое-то время различима каждая
лампочка, горящая на пустой палубе, видны темные квадраты окон и крупные
буквы - "Кожедуб"; затем огни начинают меркнуть, только бортовой фонарь,
удаляясь, долго еще мигает рубиновой точкой,
- Сколько я когда-то ночей тут просидел, - отвечая каким-то своим
мыслям, беспечально и раздумчиво говорит Максим Петрович. - Станет на душе
сумно - придешь и сидишь. Пароход вот так же пробежит, Иртыш катится -
ровно жизнь сама, ни конца, ни удержу ей нет.
И словно скверну из тебя какую-то вымоет: выпрямишь плечи и пошел
опять!..
Мне хочется напомнить Максиму Петровичу о прерванном рассказе, но он
возвращается к нему сам.
- Как исключили, спрашиваешь?.. На бюро, обыкновенно. Руки, правда, но
все поднимали. Председатель райисполкома и директор МТС против голосовали.
Да толку-то что...
- За что, Максим Петрович?
- А вот за что - вопрос сложный. Сам повод дал, Да такой, что и до сих
пор в бывших бы ходить мог...
Запил я... Ни до этого, ни после этого не пил так. Неделю, если не
больше, - в дымину. Да ладно бы дома сидел. Так нет же: напьюсь, и гонит
меня тоска пьяная к людям, на народ, - руки на себя, боялся, наложу... Был
у нас, на Украине еще, тракторист одни. Не знаю уж, как там случилось -
уснул в борозде. Ногу ему трактором и отдавили - ночная пахота была.
Кричал, спасу нет от боли. Ногу отняли. Так он, когда поправился и
болеть-то его культяпка перестала, топиться надумал, чуть спасли. Понятно
тебе это?.. Вот и со мной то же было...
Сначала только больно, криком кричать хочется, а хожу как заводной,
работаю. С неделю, наверно, так. А тут словно первый раз до меня дошло,
что один-то я остался.
Позади все, впереди - ничего; как понял я это, так за стакан и
ухватился... В таком вот виде "Я сказал!" наш на меня и налетел. Вошел, а
я поллитровку перед собой ставлю, опухший. Он поллитровку на пол и - в