"Николай Михайлович Почивалин. Сибирская повесть" - читать интересную книгу автора

партия поддержит и сама все старое порушит. Это, - говорит, - твердо я
тебе обещаю. И правиль: но, что вперед смотришь!"
Максим Петрович искоса взглядывает на меня и вдруг просто говорит:
- А мои ведь нашлись - Оксана с Галей...
Я словно от толчка вздрагиваю, в душе поднимается настоящая сумятица.
Почему сейчас, а не раньше? Не может же столько валить жизнь на одни,
пусть и крепкие плечи!
- Случайно узнал, что живы, - начиная волноваться, говорит Максим
Петрович. - Понимаешь, как вышло...
Выпал у меня свободный час, пошел я пообедать, а Надя куда-то ушла с
Сашкой. Прилег на кровать, дожидаюсь; по радио беседу для работников
сельского хозяйства передают. И вдруг говорят: "Слушайте рассказ знатной
свекловичницы колхоза "Червоный прапор" Оксаны Долпнюк..." Меня с кровати
подбросило! Вскочил и, словно вон рыба, что на берег выкинули, хватаю
воздух, а дышать нечем!.. Она, она, думаю! И фамилия девичья ее - еще как
расписывались, осталась при ней: никого в роду не было, вот и жалко
фамилию стало. Кругом тут у меня в голове все пошло. "Червоный прапор" -
это не наш колхоз; был вроде в соседней области такой, так как она туда
попала? А может, померещилось, обознался?.. Потом опомнился, слушать стал,
и тут кончают. Не сама она читала - диктор. И опять говорят: вы слушали
выступление свекловичницы Оксаны Долинюк, и местность называют.
Точно - в соседней области. Ну, я и заметался! Ох, если б они, если б
нашлись!.. Выскочил из дому - ив гараж.
"Давай, - говорю, - Митя, в город гони!" Примчал на главную почту,
"молнию" дал. Поопасался из деревни посылать: сразу ведь все село
заговорит. Назад едем, ворот рву - душно мне. Да тут и вспомнил: в той
самой области, откуда Оксана Долинюк - моя, не моя ли - выступала, то ли
тетка Окси какая-то дальняя жила, то ли сестра десятиюродная: слышал вроде
когда-то. И опять мне в виски колотит: она! она!.. То огнем меня опалит,
то как в прорубь сунут. Что ж, думаю, делать буду?
Сашку-то с Надей не брошу, прикипел к ним!..
Два дня ответа на телеграмму ждал - места себе не находил. Раз Наде
ответил, что голова болит, второй, - она что-то неладное почуяла. "Максим,
- говорит, - скажи правду: что с тобой?" Ничего, мол, погодп, за-радп
бога, - и из дому бегу... На третий день с утра сижу в правлении, делаю
что-то, - машина, слышу, под окном встала. Мало ли их у нас, а тут словно
почувствовал - выглянул. Смотрю - такси, и выходит из пего моя Оксана, а
за ней дивчина - не сразу и сообразил, кто... Веришь, как ухватился за
стол, так чуть пальцы не выломал! И голос ее в конторе уже слышу, а
сдвинуться не могу. Вошла, взглянула на меня, тихонько так:
"Максимушко!.." Бросились они ко мне, обнял я их и все позабыл - что было,
что есть, - все позабыл!.. А тут Надя в кабинет вошла. Встала на пороге и
за косяк держится, белая... Вроде в сердце меня ударили. "Окся, - говорю,
- прости, знакомься..." Наклонила она голову, а косы-то пополам с сединой
заплетены. Одна только Галю, доню моя, смотрит и словно понять не может,
словно в душу мне очами своими родными заглядывает: как же, мол, так,
тату?..
Не таясь, Максим Петрович вытирает глаза, встряхивает головой.
- И пошли мы, парень, домой, через все сейо... Оксана с Надей идут, а я
с дочкой. То вижу, какая она у меня большая да красивая стала, кофточка на