"Николай Михайлович Почивалин. Сибирская повесть" - читать интересную книгу автора

и пустовато. Вдоль стен - новенькие, стеклом и краской поблескивающие
стенды, да и все здесь, начиная с орехово-зеркальных полов, выглядит
чересчур новым, сегодняшним. Ощущение достоверности, владевшее мной, пока
мы ходили по саду, сразу исчезает; я недоуменно и равнодушно оглядываюсь.
- Прежний дом развалился, - объясняет Карл Леонхардович, поняв, должно
быть, мое состояние. - А этот недавно поставили на том же самом месте. И
внутри так же распланировали...
Первый стенд занят фотографиями; их тут добрых два десятка, но взгляд
сразу же выхватывает главное.
В окружении офицеров и нарядных дам стоит босой, в холщовой
неподпоясанной рубахе и холщовых штанах старик. У него седая окладистая
борода и слившиеся с ней белые усы, красивый большой лоб. Офицеры и их
спутницы улыбаются, старик смотрит куда-то вдаль - без улыбки, сдержанно,
и, наверно, поэтому его лицо кажется самым интеллигентным и
одухотворенным...
- А вот тут письма, - говорит Карл Леонхардович.
Я горячо прошу:
- Карл Леонхардович! Разрешите, я все это сам посмотрю.
Он коротко кивает, впервые в его голубых глазах мелькает улыбка.
- Ладно. А я пока в село схожу - нужно мне...
Он добавляет что-то еще - о ключе и кофе, но я уже не слушаю.
Все эти пожелтевшие фотографии, дипломы с двуглавыми орлами, листки
тетрадей, исписанные мелким четким почерком, обладают, оказывается,
удивительной особенностью. Они воскрешают минувшее, говорят живыми
голосами - ощущение времени снова сглаживается. Чтото, было оборванное,
прочно восстанавливается.
...Нет, царские чиновники не вернули старому садоводу сына. Ворочаясь
долгими бессонными ночами на постели, усталый, начавший глохнуть и
слепнуть старик горько недоумевал. Как же так? Свое большое, трудное дело
он задумывал не для себя. Так почему же никто не хочет помочь? Неужели нет
таких людей, кто понял бы его?..
Были, оказывается, такие люди.
В семнадцатом году разряженную губернскую знать, по воскресеньям
заполнявшую чудесный сад, сдуло словно ветром.
Однажды под вечер в сад приехали необычные посетители - загорелые
плечистые люди в баражьих папахах, с громоздкими деревянными кобурами
поверх шинелей и кожанок. И что самое удивительное - заявились зимой,
раньше в такую пору сюда и дороги не знали. Они обошли сад, поговорили, на
прощание крепко пожали старому садоводу руку.
- Береги, отец, сад. Это - народное добро.
Никто ни разу еще не говорил ему таких слов!
Но старик, на склоне лет своих вдруг живо начавший интересоваться
происходящими в стране событиями, радовался рано.
Кровавой дорогой прошел по сибирской земле Колчак.
Откатываясь под стремительным натиском Красной Армии, белые
свирепствовали. Глухо хлопали по ночам выстрелы карателей, вспыхивали
пожары, по старому тракту тянулась серо-зеленая змея отступавших колонн,
все пожиравшая и опустошавшая на своем позорном пути.
Старик стоял у сада, тревожно поглядывая на огромный клуб пыли,
колыхавшийся над трактом. Через несколько минут стало ясно: отступавшие