"Иван Григорьевич Подсвиров. Синие скалы " - читать интересную книгу автора

допытывались у меня:
- Много малинки-то набрали?
- Не-е! - чистосердечно отвечал я. - Мы вот еще пойдем, больше
насобираем...
Сороки на хвосте донесли весть и до Крым-Гирея:
Поля с Максимом за малиной ходили. Но мать моя сплетням не верила.
"Подумаешь, за малиной! - говорила она. - Максим у меня серьезный".
- Цоб-цабэ! - погоняет быков отец, бодро помахивая кнутом... Скоро
караулка, пошли, пошагали!
Позади остается пологая горушка, дорога круто заворачивает к
деревянному мостку с разбитым, измочаленным настилом, с покосившимися
перилами. Мосток дрожит, пьяно пошатывается под нами. Кажется, вот-вот он
не выдержит и рухнет в белые буруны горной речки, стиснутой с обеих сторон
крепкими ладонями берегов.
Однако ничего страшного не происходит. Мы благополучно перебираемся на
тот берег. Вот и кончилась наша тихая, безмятежная езда! Теперь надо быть
настороже, держать ухо востро. Отсюда начинается подъем к Синим скалам.
Дорога, петляя серпантином, уходит все выше и выше, в глубину молчаливых
гор. Ползет она по рыжим осыпям, теряется надолго в лиственном лесу,
взявшемся осенним пожаром, вновь появляется, но уже на голых припечках.
Издалека накатывается в низину нелюдимый торжественный гул сосен. Они
растут у Синих скал, стройные, с желтыми литыми стволами, устремленными
вверх, как гигантские свечи.
После войны, возвратившись домой, отец подался с бригадой лесорубов к
Синим скалам и пробыл там до глубокой осени на заготовке леса. Старые
сосны на доступных местах сплошь повырубили, молодые еще не вошли в силу.
Лет уже десять никто не наведывается в эти глухие места, кроме чабанов.
Летом, в пору обильных луговых трав, они нет-нет да и появятся тут с
медленными отарами овец. Сладят себе временное жилье - низкие балаганы,
крытые сверху зеленым дерном, повесят черные пузатые котлы у входа,
разведут дымные костры, не затухающие и в ливни, примутся по ночам палить
из двустволок в темное небо, чтобы волк близко не подступал к тырлам. По
мере наступления холодов отары спускаются все ниже и ниже, пока и вовсе не
снимутся с последней горной стоянки и не уйдут с сытым блеянием и хриплым
собачьим лаем в низину, к зимним фермам.
Вслед за ними с насупленных, хмурых вершин наплывут на леса и луга
туманы. Залягут они надолго в ущельях и пропастях, плотно окутают все
окрест, дыша стужей.
Поникнут к земле, повянут травы, облетят с веток последние листья.
Неприютно, пустынно станет в горах.
А однажды утром свежо, девственно забелеют вершины, и люди в низовьях
ахнут: снег, зима надвигается!
В прошлом году на летних каникулах мы с отцом чабановали у Синих скал
и, случалось, любовались соснами, взметнувшими в простор неба свои могучие
кроны.
Я обычно глядел на зеленые деревья с цепкими разветвлениями корней,
которым еще десятки лет пробиваться в живую глубь земли, к чистым ключам.
Отец подолгу задерживал свой задумчивый взгляд на давно умерших соснах, на
сухостое...
- Красавицы! - говорил он об усохших соснах с чувством удивления и