"Михаил Петрович Погодин. Нищий" - читать интересную книгу автора

своими припасами. Только что мы распировались, только что начало говориться
вольнее, веселее, - шасть в избу барский дворецкий и сказывает, что барин
вслед за ним будет на короткое время в деревню по каким-то делам и
остановится у старосты... Меня как мороз по коже подрал, лишь только я
услышал об нем. Все взволновались, засуетились, - начали думать, мерекать -
как быть, что делать, и наконец решились отложить свадьбу до отъезда
баринова, ибо нареченному тестю, по его должности, некогда стало снаряжать
ее. Гости разошлись. Барин и в самом деле тотчас приехал. На другой день
поутру я сбегал к Алексаше и поговорил с нею в огороде. Он видел ее. Перед
вечером я побывал опять у ней, моей любушки. Она была грустна, хотя и
старалась утешить меня. Я не слыхал ее утешенья: тоска-свинец мне на сердце;
вещее, предвещало оно беду неминучую. Тяжело было мне, когда я простился с
нею. Дома места сыскать не мог... мешался туда и сюда. Матушка подумала, что
меня схватила огневка [5]. Кое-как промаячил я ночь, которая показалась мне
целою зимою... На другой день чем свет бегу я околицей к старостиной избе -
по задворку, под плетнем лежали два барские лакея, и я нечаянно услышал их
речь... поминают имя Алексаши, барина. Я остановился, стал слушать, - что же
услышал я, царь мой небесный! - и теперь еще мутится в глазах моих...
Злодей! Он... Ах, Алексаша!
Нищий замолчал снова. Эта минута живо представилась его воображению, он
весь дрожал, глаза его сверкали. Насилу мог я успокоить его.
- Я упал без памяти, - стал продолжать он тихим голосом. - Не помню,
много ли, мало ли времени лежал я на том месте. Помню только, что
опамятовался я на другой день к своему горю в нашей избе. Матушка
вспрыскивала меня богоявленскою водою [6]. Я опамятовался, но память у меня
была не прежняя: я помнил только то, что у меня есть на свете злодей,
кровный, лютый, - всего прочего как будто и не было, или, лучше, все
представилось мне моим злодеем. Ничего не мог я различить: все в голове моей
было вверх дном... но нечаянно попался мне в глаза нож. Его я различил, его
узнал я с радостью, почувствовал, что такого друга мне надо, схватил и
побежал благим матом к старостиной избе... вбегаю... все пусто... спешу в
светлицу Алексашину... нет никого... Я сел на кровать ее, стал озираться
вокруг себя и в бешенстве скоблить косяк своим ножом. В это время вошел ко
мне батюшка, который поспешил вслед за мною, подумав, что я хочу сделать
что-нибудь над собой. Он рассказал мне, рыдая, что старосту с женою барин
переселил в дальнюю вотчину, Алексашу же взял с собою. Я слушал и скоблил.
- Куда уехал он? - спросил я, наконец, дрожащим голосом;
- В Курскую вотчину.
"Ты не спрячешься от меня в Курской вотчине", - подумал я и вместе с
батюшкою пошел тихими шагами к своей избе. Дяди, тетки, братья старались
развеселить меня... Я веселился только смотря на свой нож, думая, как я
засажу его под сердце своему злодею, как скажу ему, что Алексаша была моею
невестою. Между тем смышлял я вырваться поскорее из нашей деревни. Это было
трудно, потому что все домашние за мною присматривали. Наконец выбрал время:
на заре, когда все еще у нас спали - из мужиков же никого не было дома, - я
встал, снарядился в дорогу, попробовал свой нож, отточил его на камне,
сходил на погост, помолился спасу да святому Николе и пустился в путь по
курской дороге. Идти мне было весело, как будто на пированье какое. На
третий день увидел я нашу деревню. Там был у нас сват с матерней стороны. Я
к нему - будто зашел повидаться из ближнего города, куда приехал за поваром,