"Михаил Петрович Погодин. Суженый " - читать интересную книгу автора

- Да вот из окошка видна, в саду, подле забора.
- Славно, - сказал Иван, - я... - спохватился тотчас и замолчал. Между
тем дворник подал самовар. - Но мы оставим за чаем веселую компанию, в
которой наш Иван Гостинцев, занятый своими мыслями, начал играть уже
страдательную роль, переменим декорации и выведем теперь на сцену новые
лица.
Дунюшка была, как у нас говорится, детищем выпрошенным и вымоленным,
нанетным; родители ее ровно пятнадцать лет по сочетании своем браком не
имели у себя никакого племени и горько плакались богу. Тщетно каждый год
Афимья Григорьевна [14] ходила пешком на богомолье к Троице-Сергию и в
другие подмосковные монастыри, пела молебны пророку Самуилу, принимала к
себе странных [15] монахов и монахинь и наделяла их избытками от укрух [16]
своих; тщетно каждый день почти советовалась с разными ворожейками и
лечейками, брала у них снадобья себе для употребления, корни, зелья,
наговоренную воду, ладонки - ничто не помогало, и супруг ее отчаялся наконец
иметь у себя вожделенного наследника. Читатели могут судить теперь, каково
было восхищение супругов, когда на столь долговременном ожидании родилась у
них дочь. Они смотрели на свою Дунюшку как на ненаглядное сокровище, как на
знак милости божией, как на доказательство того, что и их грешные молитвы
доходят до отца небесного. С сими мыслями сообразовалось ее воспитание,
которое добрые люди принимали, разумеется, в смысле чисто вещественном: все
усилия свои устремляли они сперва на то, чтоб дочка их была здорова, румяна,
толста, весела - для этого приставили к ней кроме кормилицы несколько мамок
и нянек, держали ее в хлопочках, не выносили на ветер, беспрестанно пичкали
всякою всячиною, ни в чем не поперечили, предупреждали всякую слезку -
потом, чуть стала она на ноги, начали рядить ее во всякие материи, надевать
на нее бриллианты и жемчуги, возить по гостям, готовить приданое и толковать
с нею об ее красоте и женихах. "Дом у тебя, Дунюшка, - твердила ей мать
беспрестанно, - будет каменный, о двух етажах, с большим садом и
оранжереями, лошадей четверня, карета - не карета, коляска - не коляска,
шляпки, салопы, платья все - от француженок с Кузнецкого мосту [17], жить ты
будешь во всяком удовольствии и пышности". "За миллионщика отдам я свою
Дуняху, - говорил отец, - за купца первостатейного, и тогда узнает Голова,
каков Чужой". Дочь, получив от природы сердце доброе, чувствительное, но не
пылкое, мало расположения к гордости и вообще к пороку, слушала равнодушно
такие речи - не портилась от дурных впечатлений, - думала о свадьбе как об
обновке, как о таком деле, которое у людей ведется и ее не минется, -
проводила свое время среди женских занятий, тихо и спокойно, повинуясь во
всем беспрекословно своим родителям; хотя, по страсти их к себе, и могла бы
в иных случаях обнаруживать свою волю. - Лишь только минуло ей тринадцать
лет, как со всех сторон женихи, и большой руки, и середней, начали засылать
свах в дом к Чужим. Старики радовались такой чести, такому счастливому
признаку, хвастались числом женихов, но были весьма взыскательны в своих
требованиях и поочередно провожали их с честными отказами. Так продолжалось
в течение двух лет.
В конце сей-то эпохи увидел Дуню приказчик Иван Гостинцев и присватался
к Дуне купец Дроздов, который узнал ее на званом обеде у одного общего
родственника в дальнем колене и захотел непременно иметь своею женою. Чужой
был вне себя от восхищения, услышав это желание от богача, о котором шла
слава по всему городу, у которого на железных заводах оказались незадолго