"Радий Погодин. Я догоню вас на небесах (Повесть)" - читать интересную книгу автора

малышей, когда они спят. Лицо было тихим.
Потом парнишка все думал, почему не прочитывалась на ее лице боль. И
только став взрослым понял, что ткани ее лица, никогда не знавшие страха,
еще какое-то время жили и, отъединенные от сознания, успокоились,
возвратились к привычному безмятежному состоянию, к состоянию счастья и
радости, любви и тепла. Девочка лежала, как бы ожидая, что ее накроют
мягким одеялом и поцелуют на ночь. И завтра все будет снова ярко и
чудесно.
У парнишки в голове было черно. Ему хотелось пасть на колени от
какого-то всеохватного стыда. Летчиков парнишка ставил превыше всего -
летчики начинали двадцатый век. У него отчим был летчик.
Мыслей в голове у парнишки не было, только тоска.
"Он же летчик, - бормотал парнишка. - Как он мог - он же летчик..." -
но эти слова нельзя было назвать словами, они уже не имели смысла. Смыслы
рушились, как дома, как мосты, как храмы.
Подошли женщины с ребятишками. Они окружили путейца и его дочь
разноцветным венком. Дети стояли рядом с матерями. И не плакал никто. А
война, еще не осознанная как безумие, вдруг осозналась. Вдруг осмыслилась.
И у всех заострились черты.


Солдаты в серых шинелях лежат на озимом поле. Вокруг ростки, миллионы
зеленых лучиков. Солдаты похожи на не пропаханные плугом кочки, на
плешины, куда не легло зерно. Эта картина будет для парнишки впоследствии
как бы символом смерти на войне, ее безмерности - поле до горизонта и на
нем все кочки, кочки... Но долго эта картина не держится, ее взрывает
яркий августовский день сорок первого года. Девочка, скосолапив ножки,
лежит на прогретых бурых шпалах. Девочка заслоняет все видения солдата. И
голос ее обезумевшего отца заглушает все голоса: "Анечка... Анечка..."
А парнишка тот - я.


Часть, в которой служил Сержант - будем его покамест так называть, -
шла на Потсдам через Михендорф и Потсдамский лес. Сержант по причинам
разведки мчал на машине по другому шоссе вдоль узкого Тельтов-канала,
торопился в свою бригаду, чтобы вместе со всеми, а может, и впереди
других, попасть в этот город среди озер.
Сержант попадет в Потсдам, попадет, но в тот день он попал в
окружение.
Остатки батальонов Девятой армии фюрера и просто одинокие немецкие
солдаты, позабывшие номера и названия своих частей, отупевшие от
бессонницы и отступления, заросшие грязью и злым волосом, стремились уйти
за Эльбу.
В небольшом поселке в одну улицу - домов тридцать и все розовые, с
красными черепичными крышами, - сгрудились пять "тридцатьчетверок",
батарея гаубиц и бронетранспортер Сержанта - семь человек, включая
водителя.
Поселок, названия которого Сержант так и не узнал, был зажат между
кряжами, поросшими сосновым лесом, не подсочным, тонкоствольным, будто
подстриженным, но матерым, кондовым - сосна к сосне, все красавицы.