"Радий Петрович Погодин. Мост (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Бабам раздай, - сказал Антонин. - Мы тебе бумагу составим, чтобы
властям показала после победы. Мол, взято трудящими совхозными женщинами
честь по чести на нужды детей и военных бедствий. И все подпишемся.
Егоров Васька отметил, что икры у Зойки плавные - невыпирающие,
колени закругленные - оглаженные, щиколотки тонкие.
- Мудрецы плешивые, - сказала Зойка со вздохом. - Бабы у меня еще
утром все накладные потребовали. - Она задумчиво пощелкала на счетах,
положила на ящик перед мужчинами круг колбасы. - Это за ваши. - И еще
бутылку взяла, вспыхнувшую густым рубином. - А это вам от меня. Мадера. И
сама с вами выпью.
Выпив мадеры и ни разу не глянув на Егорова Ваську, а он брови сурово
насупливал, как полагается воину, обдумывающему свои стратегии, Зойка
попросила:
- Дядя Панкратий, спойте, пожалуйста.
- Чего тебе спеть, девушка? Хочешь, спою про любовь нескончаемую? И
воин пускай послушает.
- Спойте. - Зойка покорно кивнула. Но, глянув на солдата, вспыхнула
вдруг, неловко толкнула стакан и вскрикнула. Васька стакан удержал, не дал
ему повалиться. Недопитая Зойкой мадера все же выплеснулась, залила им
обоим пальцы.
- Любовь. Да еще нескончаемая. - Зойка хохотнула, слизывая с пальцев
вино. - На кой мне леший она, любовь? Война, дядя Панкратий, война...
- Любовь войну укорачивает, - прошептал старик Антонин.
Панька встал. Глыбно навис над ящиком. Открыл кривой волосистый рот и
запел.
Впоследствии, растратившись на болезни, тщеславие, чувство меры и
чувство юмора, а также на обязательное собственное мнение, Василий Егоров
иногда как бы прозревал вдруг: слышались ему в такие минуты звуки
тогдашней Панькиной песни. Но тогда у него все внутри сморщилось - потекла
слюна, как от кисло-зеленого.
Осуждать его не за что. Признать Панькину песню сразу могла только
женщина или обладатель бесстрашного слуха, свободный витязь, пророк.
Васька Егоров запомнил только факт пения-крика, как он тогда это
определил, боль, нежность, озноб и дикое - дословесное желание счастья.
Чтобы память не подсовывала чужие счета, ей нужны вера, надежда,
любовь; нужны как пища, как ток электрический.
Алексеев Гога любил плевать в воду. Ветром далеко относило его
дурацкие плевки. До воды они не долетали - мост был высок, ветер силен.
- Вера, Надежда, Любовь и мать их София! Задумайся, физкультурник, -
говорил он. - У какого еще народа ты найдешь, чтобы Вера, Надежда, Любовь
были рождены Мудростью? Он всегда был язычником, наш народ. Некоторые
говорят - двоеверцем. Нет, физкультурник, только язычником. Он и Христа и
всю его братию превратил в одного многоликого идола - вроде еловой шишки.
Вера, Надежда, Любовь и мать их София - божество тоже единое - Истина. И
когда уходит любовь, слабеет вера, угасает надежда, тогда истина
превращается в анекдот, рассказав который, сам себя спрашиваешь,
стыдясь, - было ли? Может, прежняя жизнь - лишь иллюзия, результат
нарушенного обмена веществ и телефикации, авитаминоз? И не было никакого
Паньки. Не было-о!..
Но было золотистое Зойкино колено. Было оно гладким, как шелк-атлас.