"Радий Погодин. Борьба с формализмом" - читать интересную книгу автора

- Не отпустит, - плакал Матвей. - Если только убечь? Но я ж там, в раю,
без говядины нахожусь...
Молва не любит полу сюжетов, она доводит дело до точки. Стало известно
молве, что столичная дама снова приезжала к барыне и прожила у нее с
Рождества до Пасхи. А на Пасху Панька и положил на паперть к Илье Пророку
младенца - мальчика в стеганом одеяльце.
Где сейчас мальчик - никто не знает, где-то в народе.

По Неве шел ветер, как полк матросов. Матросы были громадны. Обреченно
красивы. Нева содрогалась.
Иногда Васька думал о Мане Берг. Представлял ее с худенькой девочкой на
руках и в теплом платке. Ему казалось, что девочка Манина ему не чужая. "Я
Маню по плечу ладошкой шлепал - это все-таки близость. Маня, наверное, в
габардине. Габардин - лошадиное слово". За Адмиралтейством краснел Эрмитаж.
Эрмитаж Габардинович.
Васька шел на Гороховую к старику. Старика звали Евгений Николаевич.
Был он художником-графиком, профессором и коллекционером.
Что Васька серый, ему намекали многие, но подчеркивали, что среди серых
он исключительно самобытен. Старик же говорил о серости как о безбожии и на
Васькины заявления о том, что он шире, отвечал негромко:
- Нельзя быть ни выше, ни шире, ни тоньше Бога. Все, что ты Богу
пытаешься придать, рождено скудостью твоего воображения. В этом смысле Бога
можно сравнить с окружностью. - Старик нарисовал кружок, поставил две точки
близко к центру и пододвинул рисунок Ваське. - Бога можно отрицать, но
нельзя его трогать. В нашей диаграмме окружность - Бог. Прибавили к ней
всего-то две точечки, и получилась пуговица от кальсон.
Почти всегда с разговора о Боге старик переходил на разговор о русских.
"Я, - говорил он, - не имею права рассуждать о французах - на это есть
Мопассан". О русских старик говорил с еще большей грустью, чем о Ваське.
Может, даже с оттенком безысходности.
По его словам выходило, что славяне не сумели или не успели в свое
время слиться в орду. Наверное, один из важнейших этапов социальной
эволюции - орда. Без ордынства народ не ощущает себя единым. Русским,
например, все время чего-то не хватает. Наверное, ликования, вселюдного
целования, единого для всех чувства сытости. Русские не строят государство,
это императорское рукоделие, - русские идут. Сотворяют Русский путь - дорогу
вокруг света. Начали они ее с Поморья, оттуда, где сейчас город Росток. И
писать русского человека нужно в пути. Конечно, уже не к орде - не к
коммунизму, что по сути дела одно и то же, но к Богу. Сообществу личностей
необходим Бог. Сообществу рабов достаточно хозяина. Чтобы написать идущего
русского, нужно самому ощутить потребность в пути. Коммунизм -
неподвижность. И в итоге - смерть.
Когда старик говорил о коммунизме, Васька потел, вздыхал, чесался,
ерзал на стуле, но не перечил и не прерывал - Евгения Николаевича выставили
из академии за формализм. Договоры на иллюстрирование книг с ним не
заключали даже в Детгизе, где он много работал раньше. Жил старик на
сбережения. О социализме выражался в том плане, что для бешеной собаки семь
верст не крюк.
Однажды, придя к нему, Васька застал такую картину: в мастерской у
стены стояли высокая красивая женщина и седой мужчина с галстуком-бабочкой.