"Владимир Покровский. Танцы мужчин" - читать интересную книгу автора

но... как бы это сказать?.. в уме. А на практике, знаете, страшновато
было.
- А женщины?
Кресло кричало как живое. Женщина билась в нем с силой неимоверной.
- Женщины... что женщины? Это все не то.
Она вскрикнула от боли, слишком неловко и сильно рванувшись. Казалось,
кресло извивается вместе с ней.
- У меня был друг. У нас ничего общего не было. Мужлан, сорви-голова,
из этих, из гусаров. Когда я уже все перепробовал, уже когда отовсюду
бежал, когда, в общем, в скафы попал... Я же вот с этой самой мыслью и
пришел в скафы, импатом стать, правда, тоже в уме; не знаю, понимаешь ли
ты меня...
- Это неважно, ты говори, а то сил у меня не хватает.
- Но он мне чрезвычайно понравился, хотя и боялся я его. Однажды на
него бросился импат, которого тут же напичкали снотворными пулями, не дали
и двух шагов сделать - а я был рядом.
Опять хлопнула дверца, фургон тронулся с места.
- Я тоже мог стрелять. Мог, но не выстрелил, чуть-чуть только двинул
рукой. Тут даже не трусость, я просто не среагировал, но... ладно, пусть
будет трусость, я за нее тогда его полюбил. Хотя сейчас думаю, мог бы и
возненавидеть. (А женщина билась, билась, и страшно было смотреть на нее,
кресло раскачивалось, подлокотники трещали, но, сделанные на совесть,
держались. Хаяни не отводил от женщины вытаращенных глаз, от напряжения
выступали слезы, он вытирал их о плечи, до предела скашивая зрачки, чтобы
не потерять женщину из виду.) Ты пойми только правильно, это даже не
трусость была, точно, я просто всегда теряюсь в неожиданных ситуациях,
всегда какая-то секунда проходит, я просто не знаю, что должен в эту
секунду делать, и это не трусость, а получается нехорошо. Я думаю, он
видел, как я двинул рукой. Я тогда поклялся себе, что всегда буду с ним
рядом, и это всегда... почти всегда было так. Если даже я забывал о
клятве, он сам становился рядом, он ведь и в тот раз, когда я двинул
рукой, тоже рядом стоял, он охранял меня, жалел, понимаешь? Он всегда меня
прикрывал, был той самой секундой, которой раньше мне так не хватало.
Только сегодня... но сегодня другое дело... сегодня я сам...
Теперь фургон мчался на полной скорости, и оттого все, что окружало
Хаяни, стало выглядеть нереальным. Бесшумный полет, бешено рвущееся из
кресла тело, почти спокойные, только чуть умоляющие интонации собственного
голоса, горечь в груди, отстраненность и невозможность помочь не то что
ей, а даже и себе самому. Страх. И воспоминания, сначала холодные, почти
не лживые, и стыд за то, что они такие холодные, и, конечно, сразу же
после стыда настоящее чувство в воспоминаниях.
- Сейчас, еще немного, - простонала женщина.
- Как я хочу тебе помочь!
- Сейчас! Сейчас! Сей-й-й-йча-а-а-ас!! Охххх...
Сильный скрежет, кресло распалось.
- Так. Так. Хорошо, - завороженно твердил Хаяни, и женщина поднялась,
растрепанная, почему-то в крови, с обломками захватов на руках. Сделала к
нему шаг и зашевелила губами, как бы говоря что-то, развела руки,
покачнулась, и он подался вперед, ужас глубоко-глубоко, словно и нет его.
Он ощутил свою позу и подправил ее, чтобы было фотогеничней, ему пришло в