"Владимир Покровский. Парикмахерские ребята (Авт.сб. "Планета отложенной смерти")" - читать интересную книгу автора

бесколеске, нет у меня таких знакомых в городе, у меня, считай, никаких
знакомых в городе нет, разве что Федер, бывший мой командир, но он давно
уже на Землю носа не кажет, а если и появляется, то всегда предупреждает
заблаговременно. Он говорит, что помнит меня и любит, он говорит, что
сейчас почти никого из наших в Ближнем Ареале не осталось, будто я без
него не знаю, что и в Дальнем их не так уж много, будто я не сидел тогда
под бронеколпаком из-под списанной "Птички" и не на моих будто глазах
гибли лучшие наши товарищи. Будто я ничего не помню. Но он, наверное,
имеет в виду всех куаферов, а не только наших общих знакомых.
Дю-А крикнул:
- Массена, эй!
Я остановился и стал молча вглядываться в него, пока он не подъехал
вплотную. Он протянул руку:
- Ну, привет!
- Привет, - сказал я. - Вот так встреча.
- А ты все такой же, - соврал он, чего раньше за ним не водилось. Почти
не водилось - один случай все-таки был. И я подумал, что он стал совсем
деловым человеком, наш бывший старший математик Пробора.
Мне эта встреча не слишком-то приятна была, да и Симону, думаю, тоже...
впрочем, не знаю, что он там чувствовал, я и насчет себя то и дело
ошибаюсь, мне бы раньше это понять.
Мы помолчали немного, потому что первый и основной стандартный вопрос:
"Ну как там наши?" - относился к числу затрепанных. А другие в голову не
приходили. И уж слишком дю-А был холен. Он растянул губы (так и не
научился правильно улыбаться) и спросил:
- У тебя важных дел сейчас никаких нет?
- Я их переделал уже лет двадцать тому...
- Бездельничаешь. - Он неодобрительно поморщился, но не успел я
обидеться, как тут же перестроился на прежний приятельский лад. - А я свои
могу отложить ради такого случая. Посидим?
И неожиданно для себя я сказал:
- Чтобы! - что на сленге куаферов, откуда ни возьмись вдруг
прорвавшемся, означало, в частности, крайнюю степень согласия. Я встряхнул
велосипед, поставил автопилот на "возвращение к Дому" и, не раздумывая,
пересел в бесколеску, которая, как похвастался дю-А, носила гордую марку
"Демократрисса".
Некоторое время ехали молча. Я пристально смотрел на него, но, в общем,
не видел. Я чувствовал, что имею право смотреть на него пристально, и
пытался к тому же сгладить гадливый привкус от своего слишком поспешного и
униженного, нищенского согласия на совместное "посидим". Он же делал вид,
что взгляда не замечает и весь поглощен дорогой. Потом, словно вспомнив
что-то, улыбнулся и повернул ко мне голову. Хуже улыбки я ни у кого не
встречал. Он совершенно не умел улыбаться.
- Я, честное слово, рад тебя видеть. Пан Генерал, - сказал он.
Пан Генерал. Вот что меня удивило. Слишком для него панибратски. Так
они звали меня на Проборах - Пан Генерал. Даже не знаю, почему. Может
быть, и в насмешку. Но он ко мне всегда обращался только по имени.
- Я верю, - ответил я. - Хотя странно, конечно.
Это действительно было странно. Я не видел еще, чтобы дю-А кому-нибудь
когда-нибудь был бы рад. Он никого не любил, и никто из нас тоже его не