"Владимир Покровский. Парикмахерские ребята (Авт.сб. "Планета отложенной смерти")" - читать интересную книгу автора

но живым остался из них один, а другой лицом в белую крапиву уткнулся.
(Никак не могу подойти к тому эпизоду, все оттягиваю. Никак.) Оставшийся в
живых наладил контакт со своими, и ему приказали устроить нам небольшую
диверсию. Переполох с виварием обязательно стоил бы жизни ему и его
помощнику Каспару Беппии, но им этого не сказали. И Беппия тоже промолчал
почему-то. Им, наоборот, сказали: мы вас вывезем и как следует наградим.
Охотники - они все сплошь альтруисты.
Каспар провел охотника через биоэкраны, а во время заварушки сумел
улизнуть. Он спрятался вместе с бовицефалами и все боялся, что они
проснутся. Правильно боялся - долгая фиксация никогда не бывает вечной, а
какое нехорошее настроение бывает у только что проснувшихся ведмедей,
Каспар, как и всякий куафер, хорошо знал. Он мог их всех уничтожить, но
жадничал. А потом и вовсе свихнулся.
Пещера, где прятали ведмедей, находилась рядом с той расщелиной,
которую полез охранять дю-А (отдаю должное его осторожности). Каспар
заметил нас на Каменном Пляже и решил с нами покончить. Не пожалел даже
драгоценных своих ведмедей. Он их разбудил и спрятался, и они выбежали в
раскрытую дверь и помчались на выстрелы - то есть к нам.
Дю-А видел, как крадучись выходил из пещеры Беппия; он взял Каспара на
мушку, он слюнки, наверное, пускал от радостных предвкушений: вот он я
какой предусмотрительный и отважный, ваш старший математик Симон дю-А, вы
все надо мной смеялись, а я бандита поймал. А потом в двери показался
первый ведмедь.


Но это все было потом: я ловил Каспара, потом узнавал детали истории, о
которой только что рассказал, потом давал объяснения одной комиссии,
другой и десятой. А в тот момент я еще почти ничего не знал, я бился в
руках специалистов и, наверное, не многим отличался от еще не пойманного
Каспара. В первый раз сейчас признаюсь, да и то не человеку - стеклу, что
я бесился, наверное, не столько от досады на глупую и ужасную смерть
близких мне людей, сколько из-за того, что в их смерти был виноват только
я сам: ведь это я позвал на пикник Симона, ведь это я брал его под защиту.
Кто бы его позвал, если б не мое покровительство? Мне только недавно
пришло в голову, что, не будь там дю-А, расщелину вообще никто бы не
охранял.
Никто меня не упрекнул. Ни когда я был в ярости, ни после, когда апатия
на меня нашла, - непривычное ощущение. Мне стало все безразлично -
говорят, что нормальная реакция, - не понимаю, что тут нормального. Когда
никого видеть не хочешь, ни о чем думать не можешь, когда не то что
пальцем шевельнуть - дышать и то противно. И такое чувство, что ты это все
нарочно, словно хочешь, чтобы тебя пожалели.
Уже в лагере ко мне подошел Баммаго. Я сидел в своей комнате, в которой
стал теперь до недалекого уже конца пробора безраздельным хозяином, сидел
и разглядывал мемо, какую-то юмористическую программу. Баммаго вошел, как
всегда, без стука, кивнул Марте, и она вышла. Потом сел на подоконник,
скрестил свои длиннющие ноги и ошарашил:
- Мы тут кинули, кому идти. Получилось - тебе. Так что даже справедливо
выходит.
Я сразу понял, _куда_ мне выпало идти. И зачем. Но... не понял